Я понимал. Я понимал, что этот человек использует жестокость как орудие. У него самого не было человеческих чувств, но он знал о них достаточно для того, чтобы манипулировать чувствами других. Если бы я на самом деле договорился с Фоулером, то не задумываясь уронил бы в ту же секунду спичечный коробок, рискнув оказаться убитым ради того, чтобы уничтожить эту гадину. Я проклинал свою легкомысленность, из-за которой не захватил с собой пистолет, чтобы застрелить ублюдка.

Я задержал дыхание и постарался произнести спокойно:

— В таком случае, вы должны соблюдать осторожность, чтобы не убить меня. Чтобы не вышло как в той истории про утку, несущую золотые яйца.

Его губы растянулись в зверином оскале:

— Вы еще попросите меня о том, чтобы я вас убил, — пообещал он. — Вам этого очень захочется. — Он повернулся и зашагал прочь, а я быстро пошел обратно к домику.

Я ввалился в дверь и закричал:

— Застрели ублюдка! — меня охватила слепая ярость.

— Невозможно, — сказал пристроившийся у окна Фоулер. — Он нырнул за укрытие.

— Каковы результаты? — спросил Рудетски.

— Он сумасшедший! Мы помешали ему, и он стал неуправляем. Он не может получить свою добычу и поэтому собирается взять ее ценою крови. — Я подумал о другом сумасшедшем, который выкрикивал в приступах безумия «Weltmacht oder Niedergang!»[9] Как и Гитлер, Гатт был полностью безумен, и ему ничего не стоило в припадке ярости уничтожить нас и себя. На него не могли подействовать никакие доводы, поскольку он смотрел на мир сквозь кровавую завесу.

Рудетски и Фоулер некоторое время смотрели на меня в молчании, а затем Рудетски глубоко вздохнул.

— Я полагаю, это ничего не меняет. Мы знаем, что он убил бы нас в любом случае.

— Он бросится в атаку с минуты на минуту, — сказал я. — Давайте вернемся в домик у сенота.

Рудетски сунул мне в руку револьвер.

— Все, что вам будет нужно сделать, это нажать на курок.

Я взял пистолет, хотя не был уверен, смогу ли я эффективно его использовать, и мы бегом покинули домик. Мы пробежали только половину пути до сенота, когда поднялась ружейная пальба, и над землей вокруг нас запрыгали фонтанчики из кусочков почвы.

— Рассредоточиться! — прокричал Рудетски и, повернувшись, наткнулся на меня. Он отскочил в сторону, и мы оба нырнули под укрытие ближайшего домика.

Прозвучало еще несколько выстрелов, и я спросил:

— Где они, черт возьми?

Грудь Рудетски тяжело вздымалась.