Обдумывая всё это, Бриттон по-прежнему стояла в напряжённом внимании.

Снаружи раздался новый резкий треск. С дюжиной клубов дыма ряд блестящих титановых брусьев разлетелся с верхнего яруса башни. Брусья летели медленно, сверкая в тумане и лениво исчезая из вида. Метеорит упал на следующий ярус, весь корабль ещё раз содрогнулся, затем с гулом вернулись к жизни балластные насосы. Снова раздались очередные взрывы, ещё один узкий слой башни как бы смялся внутрь, и метеорит приблизился к трюму ещё на несколько дюймов.

Часть Бриттон понимала, что это — приводящее в трепет чудо инженерии: чрезвычайно оригинальное, совершенно спланированное, безукоризненно исполненное. Но другая её часть не находила в этом зрелище ни малейшего удовольствия. Она бросила взгляд вдоль корабля. Туман становился рваным, и смешанный со снегом дождь прочерчивал по окнам горизонтальные полосы. Скоро туман сдует совсем, и тогда вся игра пойдёт насмарку. Потому что Валленар не был инженерной проблемой, к которой Глинн может подступиться с логарифмической линейкой. И их единственный козырь лежит в глубинах «Рольваага» — не на гауптвахте, но в холодном морге доктора Брамбеля.

«Рольвааг», 02:50

С неукротимой яростью посаженного в клетку зверя Ллойд мерил шагами свой рабочий кабинет на средней палубе мостика. Ветер усилился, и каждые несколько минут его очередной порыв ударял в корпус судна с такой силой, что крепкие окна изгибались и трещали в рамах. Едва ли Ллойд это замечал.

Он замер на мгновение, затем уставился в раскрытую дверь личного офиса в гостиную. Помещение было слабо освещено тусклым красным свечением аварийных огней. Стена телеэкранов, чёрная и невыразительная, с молчаливой издевкой мерцала на него сотней нечётких отражений самого Ллойда.

Он отвернулся, дрожа. Тело, казалось, просто распухло от ярости и натянуло дорогую ткань костюма. У него просто не укладывалось в голове. Глинн — человек, которому он платит триста миллионов долларов — выставил его с мостика собственного корабля. Он вырубил электричество в его отсеке, оставил его слепым, глухим и немым. А ведь у него в Нью-Йорке проблемы, требующие внимания — важные проблемы. Вынужденная тишина стоит ему больших денег. Но ещё было нечто большее, нечто, что ранило больше денег. Глинн унизил его на глазах у офицеров и его собственных людей. Ллойд мог простить многое, но уж этого он никогда не сможет простить. Палмер Ллойд сталкивался лицом к лицу с президентами, премьер-министрами, шейхами, главами корпораций и прочими несчётными важными персонами. Но этот человек был другим.