Они переглянулись с Анфисой. Кажется, с мифами в Двуреченске покончено: на время или же навсегда – это покажет будущее.

Они и не догадывались – ни здесь, в кабинете начальника местного отдела милиции, ни на станции вечером, где их провожали на поезд благодарные Ольга Борщакова и Маруся Петровна, они и не догадывались, и не подозревали, что НОВЫЙ МИФ уже на пороге и только ждет своего часа.

Самый подходящий час – полночный, когда город тонет во мраке, когда гаснет свет в окнах, и даже на вершине Зяблинского холма становится так же темно, как и там, внизу – в провале, обернувшемся для кого-то могилой.

Глава 47 ПРИСТУП

Глава 47

ПРИСТУП

ИВС Двуреченского ОВД. 00 час. 48 мин.

ИВС Двуреченского ОВД.

00 час. 48 мин.

ЕЕ привезли в отдел из областного следственного изолятора для проверки показаний на месте происшествия в ходе следственного эксперимента. Эксперимент касался эпизода в Сухом переулке. ОНА согласилась показать и рассказать на видеокамеру в присутствии понятых, как встретилась с Алексеем Половцем и как завершила эту встречу в ночи выстрелом из пистолета «ТТ».

В согласии сотрудничать со следствием и давать признательные показания крылся трезвый расчет и страх. Мысли в голове роились как шершни, отчаянные, тревожные мысли. Она ни в чем не раскаивалась, даже и не помышляла об этом. Мысли ЕЕ были совсем о другом: покушение на жизнь сотрудника правоохранительных органов, МЕНТА. Следователь с каменным лицом предъявил ей этот эпизод одним из первых и дал понять, что…

Ничего прямо не было сказано, но она насмерть перепугалась. Мысли свербели, прожигали насквозь мозги как угли: МНЕ ЭТО НЕ ПРОСТЯТ. Они, менты, они же все заодно, они всегда в таких случаях идут до конца, чтобы было неповадно, чтобы помнили, знали – такое дело, как попытка убийства одного из них, не пройдет. Они посчитаются за это. Как? Да очень просто. Ночью зайдут в камеру, глаза не успеешь открыть, как уже… Прикончат, придушат, накинут на шею удавку. И объявят потом, что так и было, что, мол, сама руки на себя наложила. Повесилась…

Днем, когда шли допросы, эти мысли как-то растворялись, линяли, уходили на второй план, однако ночью не давали покоя, лишали сна. О каком раскаянии могла идти речь? Для раскаяния в уме места не было. Ненависть и та как-то ослабла, сменилась острым чувством разочарования, стыда за собственную глупость, за неспособность все задуманное довести до конца, как представлялось в злых ядовитых мечтах после гибели Бориса Борщакова, которого она…

Его она любила по-настоящему и хотела стать его женой. А он до самого последнего своего часа предпочитал ей эту писклявую мозглячку, свою дефективную дочь, этого недоноска…