– А вам не приходилось слышать о толкованиях сюжетов этих картин? – спросил Ленц.

– Приходилось. Сначала мне говорили, что на картинах изображены спящие женщины. А потом я услышал и другую точку зрения – они не столько спящие, сколько мертвые.

– Вы задумывались над этим?

– Над чем?

– Над тем, что в процессе создания этих дорогостоящих полотен лишались жизни ни в чем не повинные женщины?

Долгая пауза.

– Мне сложно ответить на этот вопрос, ведь я даже не видел самих картин.

Ленц сделал очередной шумный глоток из чашки.

– Вы хотите сказать, что, прежде чем задумываться о нравственном аспекте, необходимо оценить художественную ценность полотен?

– С вашего позволения, доктор, я немного перефразирую Уайльда: нет картин нравственных или безнравственных, а есть картины хорошо написанные и написанные плохо. Если мы говорим о подлинных произведениях высокого искусства, тем паче о шедеврах, то вопрос о способе их появления на свет божий отходит на второй план. Мир узрел волшебную красоту, и скажем ей за это спасибо.

– Такое впечатление, что где-то я это уже слышал, – пробормотал Кайсер.

– От кого? – удивленно воскликнул Смит.

– Вы знаете человека по имени Марсель де Бек?

– Увы.

– Это француз из бывших колоний в Азии, с некоторых пор живет на Каймановых островах.

– Никогда о нем не слышал. Впрочем, фамилия, прямо скажем, говорящая.

– В каком смысле? – на сей раз удивился уже Ленц.

– Ну как же! Вы разве не помните эту душераздирающую историю любви между медсестричкой и плантатором Эмилем де Беком?[28] Отзвуки далеких сражений и безмятежная тропическая идиллия посреди Тихого океана – какая атмосфера, а? А ведь де Бек по сюжету тоже был француз из азиатских колоний.

– Вот сукин сын… – прошипел у меня над ухом Бакстер.

– Да, да, вы правы… – пробормотал Ленц. – Я совсем забыл…