Светлый фон

Флинн стоял, глядя на ее силуэт в лучах света, проникающих из-за двери склепа.

– Я не могу уйти.

– Даже ради меня? Ведь я уйду с тобой ради тебя. Разве ты не хочешь сделать то же самое?

– Не могу… ради Бога, Морин… Не могу. Пожалуйста, если ты любишь меня, уходи. Уходи!

– Только вместе. Любым путем, но вместе.

Флинн опустил глаза и покачал головой, а спустя минуту-другую, показавшуюся ему часами, услышал шаги – она поднималась вверх по лестнице…

Он закрыл на замок двери и пошел за ней и, когда поднялся на алтарь, увидел, что она опять лежит около Бакстера, с наручником на запястье и закрытыми глазами.

Флинн спустился с алтарного помоста, подошел к одной из скамеек в центре зала собора и сел, уставившись на высокий алтарь. Его поразило, с какой легкостью он заполучил, как дар богов, то, чего многие добиваются всю жизнь, – лидерство, отвагу, способность распоряжаться собственной судьбой. Но любовь – истинная основа всех чувств обыкновенных людей, возможность жить с любимой женщиной, детьми, друзьями – всегда ускользала от него. Лишь однажды к нему пришло это чувство, и оно навсегда осталось в нем кровоточащей раной, боль от которой не проходила, как он ни силился перебороть ее. Каждый раз она приходила вновь и вновь.

«Любовь побеждает все», – вспомнил он слова отца Майкла на проповеди. Брайен покачал головой: «Нет, это я победил любовь». И в тот момент он ощутил, что внутри у него пустота. Но в то же время он почувствовал, что снова обрел право управлять собой и повелевать своим миром, и от этого ему, к собственному ужасу и недовольству, стало легче.

Задумавшись, он еще долго сидел на церковной скамье.

* * *

Флинн посмотрел вниз на Пэда Фитцджеральда, который лежал, скрючившись около органной консоли, укрывшись одеялом до подбородка, залитого кровью. Флинн приблизился к Джону Хики, лежащему с другой стороны органа, у клавиатуры, и пристально всмотрелся в бледное, почти восковое лицо старика. Зазвонил телефон, и Хики пошевелился. Телефон снова зазвонил, и Флинн быстро схватил трубку.

Послышался голос Маллинса:

– Я вернулся в колокольню, колокола пока будут молчать?

– Да… Как дела снаружи?

– Внизу все очень тихо. А дальше… на улицах до сих пор толпы народа.

Флинн услышал в голосе молодого человека изумление и пояснил:

– Они все еще празднуют, разве не так? Мы подарили им незабываемый день святого Патрика.

– Они даже не объявляли комендантский час, – с удивлением добавил Маллинс.

Флинн улыбнулся. Америка представилась ему «Титаником»: в борту пробоина длиной в триста футов, корабль кренится на бок, а пассажиры все еще пьют и веселятся в салоне.