– Ну, все. Образ разрушен.

Она повернулась и направилась в свою спальню.

– Только не говори, что я упустил шанс, – заметил я.

Она нарочито пожала плечами и закрыла за собой дверь.

Я почему-то вдруг представил, как дверь открывается снова и появляется Брук, только обнаженная, и тут услышал, как в душе течет вода. Эх, не везет же, черт подери!

Я чувствовал такую вину за вчерашнее собственное поведение, что в качестве искупления решил приготовить завтрак. В холодильнике нашлись яйца, на полке – блинная мука. Принимаясь за работу, я особенно остро осознал, что уже меньше чем через двадцать четыре часа мне предстоит возвращение в Атланту. Надо двигаться, что-то предпринимать, что-то делать. Однако куда именно двигаться и что именно предпринимать, я и понятия не имел.

Я взбил вилкой тесто для оладий и налил на сковородку масло. Достал из холодильника апельсиновый сок. В другое время подобная кухонная возня доставила бы мне удовольствие, но только не сейчас. Сейчас я чувствовал себя очень потрепанным: сказывалось похмелье. Ощущение не из приятных.

Появилась Брукс мокрыми волосами, в ароматном облаке шампуня.

– Что это ты делаешь?

– Пытаюсь заслужить прощение за вчерашнее. При помощи еды. Причем твоей.

Я положил на ее тарелку несколько оладий. Потом сел. Она тоже села. Я взглянул на стенные часы. Уже девять с минутами. Если память мне не изменяет – в чем я совсем не уверен, – то похороны Хэрриет Тобел состоятся в одиннадцать.

– Меньше чем через два часа будут хоронить Хэрриет Тобел, – сказал я.

– Все это очень печально, – ответила Брук.

Она действительно тактичный и добрый человек – всегда найдет нужное слово.

– Ты хочешь пойти?

– Нет, – коротко отказалась она. Я ошибся: она вовсе не тактичная и не добрая. – Но если тебе нужно, я пойду. Просто очень не люблю похороны.

– Что ты говоришь? А я вот просто обожаю. И хожу при каждой удобной возможности.

– Так ты хочешь, чтобы я пошла с тобой, или нет?

Брук явно не пыталась облегчить мне задачу. Я помолчал, чтобы подчеркнуть драматичность момента.

– Хочу.