– Замечательная идея, – сказал Ласситер.

– Здесь на углу есть отличная забегаловка. – Торгофф покосился на кубик Рубика, взял его в руки и, сделав три точных поворота, вернул на стол.

Ласситер увидел, что каждый цвет занял свое место. Торгофф подошел к стоящей в углу вешалке, обмотал шею шарфом, надел изрядно потрепанное полупальто, натянул на голову бейсбольную шапочку и бросил:

– Двинулись.

На улице было морозно, и они шагали по глубокой, протоптанной в снегу тропке.

Кафе оказалось узким помещением с длинным запотевшим окном и итальянским флагом на противоположной кирпичной стене. В воздухе витал аромат свежесмолотых кофейных зерен. Торгофф и Ласситер заняли столик у окна и заказали кофе с молоком. Неподалеку за тремя разными столиками сидели три молодых человека, читающих книги. Ласситеру показалось, что все они чем-то напоминают Раскольникова.

– Итак, – продолжил Торгофф, – имеется ДНК, и эта самая ДНК совершенно идентична в каждой клетке нашего организма. Это означает, что по капле семени или крови, обрывку волоса или кусочку кожи мы можем идентифицировать личность. Любая клетка человека содержит ДНК, характерную только для данной особи и отличную от всех остальных.

Подали кофе, и Ласситер с изумлением заметил, что Торгофф положил в свою чашку четыре ложки сахара.

– Если объяснять упрощенно, ДНК в дифференцированной клетке говорит генам, что данная клетка станет волосами и может не беспокоиться о цвете глаз, группе крови и так далее. Представьте ДНК в виде фортепиано с сотней тысяч клавишей, каждая из которых несет в себе какую-то генетическую черту. Так вот, в дифференцированной клетке почти все клавиши прикрыты или, если хотите, отключены. Но часть их продолжает работать. Если взять волосы, например, то мы имеем такие наследственные характеристики, как пигментацию, курчавость, густоту и так далее. Но все эти качества так или иначе связаны с волосами. Остальное отключено. И если оно отключено, то отключено навсегда.

– Навсегда?

– Совершенно верно. Как только ДНК активизирует специфический ген, обратный путь для нее заказан. Нервная клетка остается нервной и не может стать кровяным тельцем или клеткой мозга.

– Но как это все получается? – спросил Ласситер. Проблема начала его интересовать, хотя он не представлял, какое отношение она имеет к смерти Кэти или убийствам в Италии. – Каким образом клетка решает, чем ей стать?

– Я не знаю. И никто не знает. Но именно это хотел выяснить Барези тридцать – сорок лет назад. – Торгофф сделал паузу, а затем продолжил: – Дело в том, что он перестал публиковаться. В какой-то момент он прекратил давать свои статьи на рецензии коллегам, и мы не знаем, как долго он продолжал бродить по неизведанным полям биологии. Может быть, месяцы, но не исключено, что Барези продолжал исследования еще несколько лет. Когда я в последний раз услышал о нем, он был в Германии, изучал…