В то мгновение, когда черное отверстие ствола повернулось прямо к его виску, Дар резко откинулся назад, вместо того чтобы наклоняться вперед, и рывком высвободил правую руку. Он едва не выронил нож, но все же смог удержать. Зуев выстрелил. Пуля пролетела так близко от головы Дарвина, что слегка обожгла ему волосы и кожу. А потом Дар быстро ударил русского ножом – сбоку и снизу, под левую руку, которую Зуев поднял, защищаясь. Удар получился очень сильным – Дарвин даже не подозревал, что его израненное тело еще способно на такое. Он ударил Зуева в живот, развернув лезвие ножа вертикально, а потом резко и сильно потянул нож кверху – так, как учили на базе «Паррис-Айленд» два с половиной десятилетия назад.

Русский охнул, а потом вдруг широко улыбнулся, показав плохие зубы с отвратительными железными коронками.

– На мне кевларовый жилет, американский говнюк, – сказал Павел Зуев, а потом, опираясь о руку Дарвина, снова повернул к нему ствол пистолета. Запястье русского провернулось в скользкой от пота ладони Дара, и желтая мушка «си-эй-си» нацелилась Дарвину в правый глаз.

Внезапно улыбка русского померкла, на его лице появилось растерянное и задумчивое выражение. Такое же выражение бывает на лицах детей, которых матери зовут домой как раз в ту минуту, когда они только-только разыгрались.

Зуев посмотрел вниз, на свой живот, и увидел, что по рукоятке ножа и по кулаку Дара струится кровь. Зуев совершенно растерялся.

Дар выбил пистолет из внезапно обессилевшей руки русского и попытался схватить Зуева за жилет – но тот уже начал заваливаться набок, потом соскользнул с бревна и упал вниз. В последний миг Дар успел взглянуть в глаза русского снайпера – в них была тревога и невысказанный вопрос, хотя кровь уже перестала поступать в его мозг, – а потом Зуев исчез в фонтане брызг у подножия водопада. Дарвину пришлось потрудиться, чтобы сохранить равновесие, – он с такой силой вырвал нож из тела русского, что бревно-мост закачалось. Дар всадил нож в середину бревна и держался за рукоятку обеими руками, пока оно не перестало раскачиваться.

Дарвин тяжело дышал, к горлу подкатывала тошнота. Он посмотрел на дно ущелья, где в шестидесяти футах под ним лежало тело мертвого русского снайпера. Вода, стекавшая вниз от тела, была густо окрашена кровью. Бледное лицо Зуева было повернуто кверху, рот приоткрыт, словно в немом вопросе.

– Кевлар не защищает от удара ножом, – сказал Дарвин, отвечая на невысказанный вопрос. – Особенно если лезвие – с тефлоновым напылением.

«Наверное, неплохо бы убраться с этого бревна», – робко предложила аналитическая часть сознания Дара.