Джон провел ладонью по лицу, будто желая привести в действие мыслительную деятельность.
– Несомненно, – сказал он. – Но не будете ли вы так любезны сказать мне, кто вы?
–
Джон ломал голову, но никак не мог припомнить, чей это может быть голос.
– Мне очень жаль… – сказал он, помедлив.
– Ах, тебе жаль? Впрочем, как же иначе. Ведь это ты во всем виноват. – Послышался всхлип, звук которого разбудил в Джоне смутные воспоминания. – Ты во всем виноват, слышишь? Один ты виноват, что Марвин сидит в тюрьме. И меня тебе тоже когда-нибудь придется соскребать с дороги. Я надеюсь, тогда тебе тоже будет жаль, говнюк. – Трубку положили с шумом и треском, как будто она не могла попасть на аппарат.
Джон держал трубку в руках, с колотящимся сердцем бессмысленно глядя перед собой. Константина. Боже мой! А он даже не узнал ее.
Марвин в тюрьме? Кажется, она ляпнула об этом не спьяну. Он набрал номер службы безопасности. Ответил Марко – абсолютно бодрым для такого мертвого часа голосом. Джон рассказал ему, что произошло.
– Мне жаль, мистер Фонтанелли. Я ничем не могу объяснить, как этот звонок прорвался к вам. Собственно говоря, это секретнейший из всех секретных номеров.
– Он у нее от Марвина. А тот пройдоха в таких делах. Но я звоню не поэтому. – Он объяснил, почему он звонит. А потом влез в свой халат и беспокойно ходил по своим вокзалоподобным жилым покоям, пока телефон не зазвонил снова.
– Все правильно, – сказал Марко. – Небезызвестный Марвин Коупленд арестован в Бриндизи. По обвинению в торговле наркотиками.
28
28
Два стула. Вот и вся мебель квадратного помещения, провонявшего мочой и плесенью. В массивной двери, через которую ввели Марвина, было зарешеченное смотровое окошко.
И вот он сидит, Марвин Коупленд, угрюмый и превратившийся в развалину, с трудом держась на стуле прямо. Одежду, которая на нем была, он, видимо, не снимал неделями.
– Что произошло? – спросил Джон.
Марвин пожал плечами, скривил лицо. Наконец произнес:
– Ну, что еще могло произойти? Они меня застукали.
– На торговле наркотиками? Это правда?