– И, – с дрожью добавил Ганс-Улоф, – они сказали, что это последний звонок до будущей среды.

У меня сразу возникло недоброе предчувствие.

– Тогда мы можем не возиться с магнитофоном?

– Да, – отсутствующе подтвердил он. – Как ты думаешь, Кристина ещё жива?

Это был большой вопрос. Может, они её уже убили? Или она всё-таки сбежала от них и прячется где-нибудь, а они её отчаянно ищут? Нет, глупая надежда. Если бы это было так, она бы уже позвонила.

– Лучше бы она была жива, – прорычал я. – В противном случае эти бандиты погибнут страшной смертью, не будь я Гуннар Форсберг.

Дурацкое заявление. Свист в лесу. Даже в моих собственных ушах это прозвучало пошло.

Ганс-Улоф уставился в пустоту. Я видел, что один мускул на его лице нервно дёргается. Мне вдруг показалось таким ребячеством то, что я дал ему надежду. Каким самоуверенным я был вначале! Как будто всё это – дело лишь нескольких часов, которое можно уладить при помощи нескольких взломанных замков, ударов кулака и пистолета в руке.

При этом в делах шантажа я понимал так же мало, как и он. В принципе, я тоже лишь читал об этом. То, что моя профессия по случайности уголовно наказуема, отнюдь не делает меня экспертом в остальных уголовно наказуемых деяниях.

Между тем, если честно – чем дальше, тем более смутно я представлял себе, что замышляли похитители Кристины. Большая часть того, что произошло со времени моего освобождения из тюрьмы, противоречила всем моим ожиданиям. К тому же это не было обычным похищением. Речь не шла о выкупе, поэтому не оставалось надежды хотя бы при передаче этих денег войти в прямой контакт с похитителями.

– Мне вспомнилось вот ещё что, – сказал Ганс-Улоф, перебив мои мрачные мысли. – Не знаю, насколько это важно… Когда я рассказал тогда Боссе Нордину о попытке подкупить меня, он пробормотал что-то вроде: «Я должен ему позвонить». Я этого не понял, но теперь я думаю: он имел в виду того человека с рыбьими глазами. Полицейского, помнишь?

Я кивнул.

– Помню ясно и отчётливо, ещё и в цвете. Ты хочешь сказать, твой лучший друг Боссе Нордин имеет более тесный контакт с этим парнем, чем он хотел тебе показать?

Ганс-Улоф провёл рукой по лицу.

– Ты сам мне всегда говорил, – напомнил он, – что мир плох. Что никому нельзя верить.

– Со временем ты тоже это понял, – сказал я. Это был подлый триумф. К тому же наступивший слишком поздно.

Ганс-Улоф слепо смотрел в пустоту.

– Я не допускал и мысли об этом. Боссе?.. Я считал его другом. Мы так много говорили о наших детях. Неужто всё это были пустые речи?

– Деньги, Ганс-Улоф, – сказал я. – Деньги меняют людей. Когда в игру включаются деньги, всякая дружба прекращается.