В глазах у Терезы потемнело. Все еще держа в руке ножницы, она подалась к ди Капуа:

– Какой полицейский?

– Тот парень, который тебе нравится. Коста. Один Бог знает, где они. И как это случилось. Но у них есть фотография его и матери, кем-то связанных.

– Ник? – вскрикнула она. – О черт! Так что же мы... – Она окинула взглядом помещение, мысленно прикидывая имеющиеся у нее варианты. – Давай-ка это обдумаем.

– Нет! – выпрямившись во весь свой рост (значительно уступавший росту Терезы), крикнул Сильвио ди Капуа. – Ты что, не понимаешь? Я ничего не собираюсь обдумывать! Это не наше дело!

До сих пор она ни разу не приводила его в бешенство. И зря. Этот новый, агрессивный Сильвио ди Капуа уже гораздо больше походил на человека.

– И ради Бога, Тереза, перестань говорить "мы". – Он уже немного успокоился. – Они полицейские, мы патологоанатомы. У нас разная работа. Почему ты не хочешь этого понять?

– Потому что Коста – мой друг.

– Вот и прекрасно. Он ведь и их друг тоже, не так ли? Так пусть они получат шанс проявить свой героизм. А мы займемся своими вскрытиями, и пусть дела идут естественным порядком.

– Естественным порядком?! – загремела Тереза, не в силах сдержаться. – Последние два дня ты хоть немного следил за событиями, Сильвио? Что там, к черту, естественного? Кроме того...

– Нет, нет, нет... – Он упрямо набычился, лысый череп сверкал в резком свете ламп, длинные волосы, несколько дней не мытые и оттого еще более жидкие, свисали на круглые маленькие плечи.

Монашек поднял на нее несчастное лицо:

– Обещай мне, Тереза, что на этот раз никуда не пойдешь. Обещай, что даже не выйдешь отсюда. Фальконе и сам прекрасно справится с этим проклятым похищением. Оно связано с выкупом, деньгами, слежкой и кучей других вещей, о которых мы понятия не имеем. Давай займемся тем, что хорошо знаем. Просто для разнообразия. Тебе не надо вмешиваться в такие дела. Если бы ты оставалась здесь, мы бы вообще не вляпались в это дерьмо.

– Ты говоришь, как они, – сказала она.

Дряблые щеки Монашка отвисли еще больше – словно он получил пощечину.

– Может быть. Но ведь это правда.

– Я знаю. Просто... – Как это объяснить? В случившемся два дня назад было что-то безнадежно личное. И дело не только в том, что она сама чуть не погибла. Ее преследовали воспоминания о Рандольфе Кирке, который умер в ее присутствии, и его тень прошелестела над ней, не успев попрощаться.

После того, как он кому-то позвонил.

Сопливый Нос. Человек без друзей, чьи привычки начисто исключают любую близость – кроме тех случаев, когда он носил маску и имел дело с обкуренными подростками.