Я набираю на клавиатуре ее номер. И слушаю бесконечные гудки.
Кого я пытаюсь обмануть? Дженет больше нет.
– Откуда ты это знаешь? – спрашивает Рик Таркингтон.
– Кровь та же самая. Поверь мне.
– В этом я не сомневаюсь, Джек, но откуда
Таркингтон – государственный обвинитель по особо важным делам при прокуроре штата. Я не могу не восхищаться его отношением к работе. Он мог бы зарабатывать миллион долларов в год как частный адвокат в Майами или Лодердейле, но ему противна сама идея защищать убийц, насильников или девятнадцатилетних наркобаронов. Он предпочитает отправлять их за решетку, а иногда и в камеру смертников. Таркингтон – представитель почти вымершего поколения упрямцев, которые верят, что некоторые преступные личности не способны исправиться, переродиться или искупить свою вину перед обществом. Он уверен, что некоторые люди злы по природе, а другие просто безнадежные ублюдки, поэтому всем им прямая дорога за решетку. Он считает, что система исправительных учреждений Америки – это, по существу, выгребная яма общества и ничего возвышеннее ждать от нее не стоит.
– Я мог бы продавать билеты на заседание, – говорит он, – куда тебя вызовут свидетелем. «Мистер Таггер, не могли бы вы рассказать суду, зачем вы вломились в дом жертвы и украли ее тампон?»
Рик Таркингтон мой ровесник, но выглядит лет на десять моложе. Разница бросается в глаза, и я морщусь от досады. Вот человек, который с утра до ночи погружен в ужасающие подробности преступлений рода человеческого, но его, похоже, совсем не преследуют вечные вопросы или боязнь смерти. Он циник до мозга костей, но счастлив по уши.
За полчаса я выдаю Таркингтону практически всю историю про Джимми Стому – на одном дыхании, как и Эмме. Я даже притащил с собой магнитофон и дал ему послушать «Сердце на мели» – Таркингтон сказал, что похоже на раннего Баффетта.[114] Я надеялся, что страсть прокурора к рок-н-роллу сыграет мне на руку. Над его столом висит фотография «Роллинг Стоунз», сделанная за кулисами «Апельсиновой чаши».[115] На ней подпись: «Р.Т., спасибо, что не обыскивал мою гримерку. Кит».
– Я пришел к тебе, – говорю я Таркингтону, – потому что мне нужна помощь.
– Это уж точно. – Он качается на стуле, закинув на стол ноги в поношенных ботинках. Таркингтон родом из округа Лафайетт, там до сих пор можно вляпаться на улице в коровье дерьмо. – Джимми Стома! Будь я проклят! – восклицает он, прищелкивая языком. – Я, когда увидел некролог, даже залез на чердак и откопал старую кассету с «Болезненным жжением». Задавали ребята жару. – Таркингтон рывком убирает ноги со стола и наклоняется вперед, моментально посерьезнев. – Но, Джек, я не понимаю, какого черта тебе нужно от меня.