Дженет хмурит брови и нервно притопывает ногой.

– Джек, я не хочу снова распустить нюни. Я же не плакса какая.

– Здесь нечего стыдиться. – Я, например, рыдаю каждый раз, когда показывают «Старого Брехуна».[140]

Дженет обращается к Эмме:

– Могу я тебя спросить? Ты веришь в реинкарнацию?

Эмма смотрит на меня, ища поддержки, но в этом вопросе я пас. После минутного колебания Эмма отвечает:

– Я верю, что все возможно.

– Я тоже. – Дженет подходит ближе. – Послушайте, это очень серьезно. Вы должны посмотреть мне в глаза и сказать, что Клио Рио убила моего брата. Ну, ребята, вы уверены?

– На девяносто девять процентов, – говорю я.

– На девяносто восемь, – говорит Эмма.

– Ладно, наверное, этого хватит. – Дженет надувает пузырь из жвачки. – Идите за мной.

Стуча сандалиями, она спускается по холму вдоль рядов могил. Мы идем следом; Эмма идет впереди меня, на ходу глотая минералку из пластиковой бутылки.

Как ни странно, я не стараюсь отвести глаза от надписей и говорящих цифр, высеченных на надгробиях, – дата рождения покойного и дата его… упокоения.

Если цифры складываются в число сорок семь, что с того? С днем рождения, Джек!

На каждого это сваливается по-своему и в свое время. Семнадцать дней спустя после смерти Джимми Стомы его сестра наконец осознала ужасную правду. Дженет преклоняет колени у свежей могилы перед новеньким блестящим памятником.

Эмма в недоумении, а вот я, кажется, начинаю что-то понимать. Джимми больше нет, нет даже его смертной плоти, и нет в мире такого места, где Дженет может о нем скорбеть.

Она говорит:

– Помнишь его, Джек? Такой милый человечек?