Кэролайн: О господи.

Хоббс: Понимаете, они возненавидели меня за то, что я снял Моник. Они поняли, что на самом деле я не настоящий матрос, раз заплатил ей за пять дней, взял напрокат автомобиль и купил столько вина. И они поджидали меня, зная, когда снимается с якоря мой корабль. Я был в очень тяжелом состоянии. Мой корабль ушел без меня. Они оттащили меня с главной улицы в темный закоулок и бросили за кучей мусора. Там меня утром нашла одна старая женщина. Я был очень плох. Врач сказал, что я, видимо, потерял половину всей крови и спасла меня только моя молодость. Но эти матросы… хуже всего, что они перерезали мне нервы и подрезали все, что можно урезать. К счастью, яички у меня все-таки остались, но он после всего этого не в порядке. Не способен затвердевать. Старается, но не хватает силы. И так продолжается вот уже сорок лет. И никак! Меня смотрели лучшие в мире доктора. Лучшие! Я надеялся, что, может, какой-то способ или особый прием, – ну хоть что-то вдруг поможет… или лекарство… но все напрасно. Там умерщвлены все нервы. Я, конечно, кое-что чувствую, когда мочусь, но это все, а в другое время не ощущаю почти ничего. Так, иногда вроде немножко жарко, иногда холодно. Эрекции нет.

Кэролайн: А что было с вами потом?

Хоббс: Я долго пролежал в госпитале. Состояние мое было очень тяжелым. Деньги у меня кончились, Францию я почти не знал. И тогда я попросил сиделку связаться с редактором газеты. Но вместо этого она привела человека, который когда-то работал на Би-би-си, а в то время уже был на пенсии. Он знал английский. Мы поговорили; я назвал ему имя отца и дал его адрес. Получив известие от старого репортера, отец через три дня приехал в Марсель. Потом была частная больница в Париже. Он провел там со мной целый месяц. Читал мне газеты. Мы оба очень сильно изменились, он и я. Помню, он начал рассказывать мне о различных тонкостях газетного дела. Он был достаточно умен и подал все это так, что я невольно заинтересовался его делами. И так каждый день, час за часом. Иногда он кое-что читал мне из деловых бумаг. Велел поставить в палате специальный телефон, чтобы иметь возможность заниматься делами, сидя рядом со мной. Когда я поправился, мы улетели в Австралию. Там он сразу привел меня в редакцию. Сам я никогда бы этого не сделал, если бы не то нападение, которое я пережил, но тогда я нуждался в каком-то занятии. Он был очень умен, мой отец. Мне его очень не хватает. [Хоббс замолчал. ] Через три года он умер от коронарной недостаточности, и с тех пор я один занимаюсь этим паршивым бизнесом. [В затемненной комнате Кэролайн тесно прильнула к необъятному телу Хоббса. Минута проходила за минутой. Он дышал тяжело и часто, она легко и неслышно. Судя по смутным очертаниям, его руки медленно двигались по ее плечам и шее. Она взяла его огромную руку и приложила к своему лицу, а потом поцеловала. ] Я вам не противен?