Дэвис поднялся, пищевод жгло, как от изжоги. Джастин пристально смотрел на него, но, видимо, не собирался отвечать. Дэвис бросился в туалет и встал на колени перед унитазом. Он не был уверен, что его стошнит, но вид липкого, грязного линолеума спровоцировал рвотный рефлекс, и он выкашлял из себя примерно ложку желудочного сока. Присел на минуту, потом, оттягивая момент возвращения в комнату, протер мокрым полотенцем пол и ободок унитаза. Ему пришло в голову, что эти попытки уничтожить следы своего присутствия могут только привлечь внимание — островки чистоты в такой грязной комнате должны выглядеть подозрительно. Он спустил воду. Вдруг Джастин уже нажал зеленый рычаг, пока его не было в комнате? «Хочу ли я этого?» — задал себе вопрос Дэвис, но не смог ответить и вернулся в комнату.
Джастин не спал. Он лежал и смотрел в потолок.
— Они не могут, а вы можете, — сказал он.
— Что? — спросил Дэвис, занимая прежнее место у кровати Джастина.
— Посмотреть в глаза человеку, который убил вашу дочь, и попытаться понять, почему это произошло.
— Это бред.
— Нет, не бред. — Джастин приподнял голову и неловко повернул ее, чтобы видеть Дэвиса. — Доктор Мур, когда я убивал ту женщину, я был им. Я чувствовал то, что чувствовал Койн, когда сжимал горло Анны Кэт, отнимая у нее жизнь. Я чувствовал себя таким могущественным! Я даже представить себе ничего подобного не мог! Я не получал такого наслаждения ни от наркотика, ни от книги. Это было ничуть не абстрактно. И мне было хорошо. Я ощущал себя непобедимым. И не было никакого чувства раскаяния. Не было грусти или жалости. Ни к ней, ни к людям, которых она любила и которых покинула навсегда. Единственное, что отличает меня от Койна: я знаю, это плохо, когда люди не вызывают у тебя никаких чувств, но едва ли это — существенно. Родители Дайдры Торсон не смогут заглянуть в глаза человеку, который убил их дочь, а вы можете. Мои глаза — глаза убийцы Анны Кэт. И теперь они видели то же, что видел он. Сколько раз за последние двадцать лет вы мечтали увидеть эти глаза — не в зале суда, не за стеклом тюремной комнаты свиданий, а вот так, совсем близко, только для того, чтобы хотя бы раз показать убийце, что и он может быть беззащитным? — Джастин подождал ответа, но Дэвис молчал. На его лице невозможно было прочесть ничего, кроме печали. Они взглянули друг на друга, не шевелясь, не произнося ни слова, казалось, даже не дыша.
И тут Джастин ощутил, как по правой руке разливается тепло.
Оно пошло от иглы, попало под кожу и стало жечь изнутри, от плеча до кончиков пальцев. Джастин медленно повернулся, чтобы посмотреть на свою руку — ощущение было такое, будто она вся в огне. Он не мог ею пошевелить. Рука превратилась в тлеющую головешку, приставленную к его телу. Макушка онемела. Светлые волосы как будто встали дыбом, все до единого, даже фолликулы зачесались. Он с трудом вдохнул, но воздух, казалось, не попал в легкие. Он снова повернулся, на сей раз чтобы посмотреть на конструкцию около кровати.