Мишнер и Катерина последовали за Ирмой Ран через Максплац, на другой берег реки. На кованой железной решетке пятиэтажной гостиницы красовалась вывеска с надписью «Кёнигсхоф» и датой — 1614 — год постройки здания, объяснила Ирма.
На протяжении нескольких поколений гостиница принадлежала ее семье. Ирме она досталась по наследству от отца, когда ее брат погиб на войне. С обеих сторон здание окружали бывшие рыбацкие хижины. Изначально оно служило мельницей, и, хотя водяного колеса давно уже не существовало, с тех пор сохранились крыша, балконные решетки и украшения в стиле барокко.
Ирма открыла в гостинице небольшую таверну и ресторан и сейчас провела своих гостей внутрь, усадила за столик у окна.
Полуденное небо затянули облака. Судя по всему, скоро пойдет снег. Ирма принесла гостям по бокалу пива.
— Ресторан открывается вечером, — объяснила она. — Тогда здесь будет полно народа. Нашу кухню здесь любят.
Мишнеру не терпелось задать вопрос:
— В церкви вы сказали, что Якоб предупреждал, что мы приедем. Он так и написал в своем последнем письме?
Она кивнула:
— Он написал, что приедете вы, и возможно, вместе с этой очаровательной женщиной. Мой Якоб умел быть чутким, особенно во всем, что касается вас, Колин. Можно называть вас так? У меня такое чувство, будто я вас давно знаю.
— Я бы не хотел, чтобы вы называли меня как-то иначе.
— А я Катерина.
Она улыбнулась обоим, и Мишнеру понравилась ее улыбка.
— Что еще написал Якоб?
— Он рассказал мне о вашей дилемме. Об утрате веры. Раз вы здесь, то вы, видимо, читали мои письма.
— Я не мог и представить себе всю глубину ваших отношений.
За окнами пропыхтела направляющаяся на север баржа.
— Мой Якоб был открытым человеком. Он посвятил свою жизнь другим. Посвятил себя Богу.