— Да?

— А он хороший парень?

— Нормальный.

— А как зовут?

— Как мама назвала, так и зовут.

— И ты… он тебе нравится?

Уперев руки в бока, Вики Васкес выразительно вздохнула:

— Иди и не мешай работать.

Франсискас потащил коробку Ковача по коридору и водрузил на свой письменный стол. В участке было пусто, и это естественно. Детективы зарабатывали свой хлеб на улице, а не у телевизора. Из-под картонного днища коробки выглядывали какие-то бумаги. На верхнем листке Франсискас прочел: «Заявление о выходе на пенсию по состоянию здо…» Еще лейтенант приложил записку с фамилией и телефоном кардиолога. Вытащив бумаги из-под коробки, Франсискас запихнул их в ящик письменного стола и огляделся. В офисе лейтенанта было темно. Часы показывали 17:05. Не в первый раз Франсискас задерживался на работе, копаясь в документах. Стоя, он одну за другой начал извлекать из коробки папки Тео Ковача. Через несколько минут на столе образовалась стопка сантиметров двадцать пять высотой. Большую часть материалов составляли статьи о взрыве в «Гардиан Майкросистемс», убийстве двоих полицейских и последовавшей затем осаде дома Бернстайна. Франсискас сосредоточился на последнем — убийстве профессора Дэвида Бернстайна и побеге его гражданской жены Бобби Стиллман.

Он быстро обнаружил в изложении событий несколько явных несоответствий: где-то говорилось, что из дома стреляли, где-то говорилось, что нет. Полиция заметила в доме несколько подозреваемых. И тут же — полиция считает, что Бернстайн был один и сам застрелил двоих полицейских. В другой статье рассказывали, что у него был сообщник. Но все газеты единодушно заявляли, что второй набор отпечатков пальцев на его пистолете принадлежит Бобби Стиллман. Тео Ковач считал по-другому. И если верить его жене, это стоило ему жизни.

На дне коробки Франсискас заметил коричневую папку, похожую на ту, в которой обычно складывают материалы дела, и, открыв ее, стал внимательно искать листы с отпечатками пальцев. Отпечатки Бернстайна были на месте, но больше ничего. Ни отпечатков Бобби Стиллман, о которых так кричали самые разные газеты, ни отпечатков того третьего человека, о котором знал лишь Тео Ковач.

Из полицейского протокола следовало, что, как только отряд спецназа окружил дом, преступник по имени Дэвид Бернстайн сразу открыл огонь. И тогда же полиция заметила присутствие в доме еще одного лица.

Разбирая кипу интервью и заявлений, Франсискас думал о Томасе Болдене. Сейчас в связи с убийством Сола Вайса его искало полгорода. Управление полиции факсом разослало в полицейские участки его фотографию, с тем чтобы ее размножили и выдали всем патрульным. Но Франсискаса провести было трудно. Во-первых, запись с камеры была нечеткая. Больше смахивало на несчастный случай. Во-вторых, он не забыл про инцидент, когда того задержанного со свернутой челюстью отпустили из штаб-квартиры нью-йоркской полиции на все четыре стороны. И в-третьих, поражала скорость распространения фотографии Болдена: сейчас в городе ее можно было встретить буквально на каждом шагу. И все это из-за непредумышленного убийства? Тут сильно тянуло политикой или чем-то похуже. В общем, Джону Франсискасу хотелось знать, почему детектив в отставке Франсуа Гилфойл с пристрастием допрашивал Томаса Болдена по поводу Бобби Стиллман, проходившей по делу двадцатипятилетней давности.