— Возможно.

Майло встал, медленно подошел к Хансену и остановился всего в нескольких дюймах от застывшего в ужасе художника. Он поднял руки, словно хотел защититься.

— Что еще вы от нас скрываете, Николас?

— Ничего! Я стараюсь изо всех сил…

— Старайтесь лучше, — перебил его Майло.

— Я стараюсь! — Голос Хансена сорвался на визг. — Прошло двадцать лет. Вы заставляете меня вспоминать о вещах, которые я пытался забыть. Я не хотел знать никаких подробностей тогда, не хочу и сейчас.

— Потому что вы любите красивые вещи, — сказал Майло. — Чудесный мир искусства.

Хансен прижал руки к вискам и отвернулся. Майло опустился на одно колено и заговорил в правое ухо Хансена.

— Расскажите о том, как ее резали.

— Да. Чепмен сказал, что девушку начали резать. Плечи Хансена поднимались и бессильно опускались, он заплакал.

Некоторое время Майло молчал.

— А потом? — наконец спросил он.

— Они начали прижигать ее сигаретами. Люк сказал, что он слышал, как шипела кожа… О Господи! Я думал, он…

— Все придумал.

Хансен всхлипнул и вытер нос рукавом, его голова опустилась на грудь. Затылок был блестящим и морщинистым, как консервированное сало.

— Они прижигали ее сигаретами — а потом?

— Вот и все. Больше мне нечего добавить. Люк говорил, что происходящее напоминало игру, — ему пришлось так думать, чтобы окончательно не сойти с ума. Он повторял, что смотрел и пытался убедить себя, что перед ним надувная кукла и они с ней развлекаются. Он сказал, что все это продолжалось нестерпимо долго, пока кто-то — мне кажется, он назвал Вэнса, я не могу поклясться, но мне так кажется — не сказал, что она мертва и им нужно избавиться от тела. Они завернули ее во что-то и засунули в багажник «ягуара» Вэнса, а потом где-то выбросили.

— Не кажется ли вам, Николас, что описание выглядит слишком подробным для галлюцинации?

Хансен ничего не ответил.

— В особенности, — не унимался Майло, — для такого глуповатого парня, как Чепмен. Неужели он был склонен к фантазиям?