С каждым словом он говорил все тише и тише, а последние слова Давид произнес почти шепотом, отвернувшись от нас и глядя куда-то в окно, на пальмы, церковь, лестницу, художников, расположившихся на ней. Он не хотел смотреть на нас, и я его понимал.

— Это мой последний день в Риме…

Я молча взглянул на Паолу, она — на меня, мазнула взглядом и мгновенно отвела глаза, неопределенно пожав смуглым плечиком. Наши глаза встретились лишь на мгновение, но я увидел, успел заметить в ее взгляде ответ на мой невысказанный вопрос. Я хотел спросить у Паолы — когда она последний раз гуляла по Риму? Но не спросил.

— Мы решили зайти в ресторан, Давид. Хотите капуччино? — окликнул я его, когда мы подошли совсем близко.

— Да, — коротко ответил он, с трудом поднимаясь навстречу. Давид вообще сильно сдал за эти несколько часов, прошедших с момента нашего бегства с виллы Кольбиани. Я имею в виду — сдал физически. Морально же… Никогда еще я не видел у него такого выражения глаз. Словно ребенок, впервые увидевший мир, шагнувший сам и замерший у порога от восхищения…

— Смотрите, Андре, видите — вон там, девочки у самой воды? Видите? — Привлекая внимание, Давид тронул меня за плечо и кивнул в сторону фонтана.

Я обернулся. Да, действительно, девочки. Хотя сами они явно придерживались на этот счет иного мнения. Лет тринадцати, не больше, обильно подправленные косметикой, они, как и все южанки, выглядели намного старше своего возраста. Крашенные рыжие волосы очень забавно смотрелись в сочетании со смуглой от природы кожей. Все четыре девицы усиленно курили, и было в них что-то… вульгарное, пока еще не свое, наносное, но уже старательно культивируемое. В восьмидесятые годы, когда я впервые оказался в Союзе, подобных девиц называли «пэтэушницами». Заинтересовавшись, Паола тоже взглянула в ту сторону, но рассмотрев объект нашего внимания, брезгливо поморщилась и отвернулась. Давид, впрочем, этого даже не заметил.

— Взгляните — та, крайняя, с короткими волосами — видите? Она не умеет курить, но ей предложила подруга, и она не может отказаться, иначе те не будут общаться с ней, как с равной. Смотрите, как она держит сигарету… А вон там, напротив, на балюстраде сидят мальчики. И ей, этой девочке, нравится тот крепыш в черной рубашке, с колечками в ухе. Видите, как она на него смотрит? А теперь отвернулась… А ведь этот паршивец заметил, но делает вид…

— Какая разница, синьор Липке, как эта девица себя ведет? — негромко, но очень отчетливо спросила Паола, стоявшая рядом. И Давид словно потух. Опустив плечи, он виновато взглянул на меня и быстро, торопливо сказал: