И Давид, и Даша заметно сторонились меня, и я понимал, почему. Со мной все было ясно — могучий папа наконец-то отловил своего блудного сына и держит его в золотой клетке, пытаясь решить — что же делать с этаким сокровищем дальше? Их положение было гораздо менее понятным и приятным. Давид пребывал на грани между заложником и смертником, в зависимости от того, как договорятся ребята с Олимпа, а Даша… О ней я по-прежнему ничего не знал. У меня не было ни малейших сомнений в том, что эта девушка не имеет отношения к российским спецслужбам. Но при этом она крепко держалась в самом центре этого «гордиева узла» и отчего-то была очень нужна моему отцу… Рихо упорно отказывался говорить на эту тему, Филипп сразу заявил, что подобные проблемы лежат вне его компетенции, а больше и спрашивать-то было не у кого. Кроме самой девушки. Я так и поступил: отловив ее в комнате Давида, прямо и недвусмысленно поинтересовался — что все это значит? А в ответ — тишина… Даша молчала, как крымская партизанка на допросе. Кончилось все тем, что, заплакав, она убежала в свою комнату и с тех пор всячески меня избегала. Хотя… У меня осталось стойкое впечатление, что против меня лично Даша абсолютно ничего не имеет. Просто именно мне она не могла ничего сказать. В общем — тайна, покрытая мраком. Причем на самом деле все эти секреты наверняка уже не стоили выеденного яйца. Сплошная инерция мышления.
Против обыкновения, сегодня Давид сидел в своей комнате один. Увидав меня, он приветливо улыбнулся и показал рукой на кресло:
— Добрый день, Андре. Как дела, что у вас нового?
— Ничего, мистер Липке, — честно признался я. — Абсолютно ничего нового.
— Странно… — протянул он. — По моим расчетам… Все уже должно определиться.
— Что именно? — поинтересовался я.
Давид покачал головой.
— Андре, Андре… Неужели вы сами не пытались размышлять на эту тему?
— Чего стоят мои рассуждения… — Я скептически улыбнулся. — Предположим, я знаю, что сейчас происходит передел собственности. Мой отец и какая-то высокопоставленная сволочь из ЦРУ пытаются решить, кто из них будет главным в этом муравейнике. Так?
— Не совсем, — снова улыбнулся Давид. — Главным в этом, как вы изволили выразиться, муравейнике, будет месье Дюпре. Это уже понятно. Вопрос в том, какой ценой ему достанется эта роль. Что попросят американцы?
— Я сдаюсь, Давид. Вы самый умный в этом городе, и я вас внимательно слушаю.
— Американцы отдадут ему Кольбиани, а синьорина Бономи станет единственным и главным партнером месье Дюпре в Италии. Взамен… Мое молчание будет той ценой, которую заплатит ваш отец. Уверяю вас, он это сделает.