Я докуривал уже вторую сигарету, когда он быстрыми шагами вошел в зал. Машинально поморщившись от едва ощутимого запаха дыма, он бросил короткий взгляд на следовавшего за ним телохранителя. Тот мгновенно испарился, и буквально в ту же секунду я почувствовал, как усилилась циркуляция воздуха в салоне. Отец очень давно бросил курить и с тех пор не выносил даже запаха табака.
Он первый сделал шаг навстречу, я тоже шагнул вперед, и мы сошлись, осторожно заключив друг друга в объятия. Не так уж часто нам доводилось встречаться в последние годы, привычный для французов ритуал вызывал в нас обоих чувство смущения, словно мы что-то делали не так. Едва коснувшись щеки, он поцеловал меня. Дважды, а не три раза, как принято у русских. В отличие от меня отец не забивал себе голову «национальным вопросом», тридцать лет назад он просто стал Сержем Дюпре. Раз и навсегда.
— Здравствуй, Андре, — сказал он, делая шаг назад. Под внимательным, изучающим взглядом его серых глаз я всегда чувствовал себя неуютно.
— Здравствуй, папа.
Последний раз мы встречались не более двух месяцев назад, и это было своеобразным рекордом. Обычно паузы между встречами затягивались, и случались они не чаще одного раза в год, а то и в два. Мне всегда казалось, что время не действует на него, что он совсем не меняется. Отцу было шестьдесят пять лет, но выглядел он лет на двадцать моложе. Высокий рост, загорелое лицо, легкая седина — в нем было то, что принято называть элегантностью, а подтянутая фигура и легкие, скупые движения говорили о том, что папа по-прежнему не чурается спорта. Все у него было хорошо. Вот только… Морщинок вокруг глаз стало больше, и в уголках рта залегли какие-то складки. Или мне показалось?
— У меня, как всегда, мало времени, — произнес он, жестом приглашая меня сесть. Сам он уже занял одно из кресел. Я последовал его примеру.
— Рихо уже изложил мне в общих чертах твои… требования. Хочешь что-нибудь добавить?
— Нет. — Я покачал головой.
— Может быть, тебя снова интересуют причины? В прошлый раз…
— Нет. Меня не интересуют причины. Я знаю все, что мне нужно знать. Жаль только… Не от тебя.
— Да, — согласился он, задумчиво глядя на меня. — Жаль. Но ведь ты сам выбирал себе союзников?
— Да. И я их выбрал.
Он опустил глаза, и покачал головой.
— Не думаю, что это окончательный выбор. Впрочем… Ты хочешь увезти Липке в Россию?
— Он хочет уехать в Россию. А я хочу ему помочь. Так будет точнее.
— Но Стрекалов умер. Зачем ему это надо? Насколько мне известно, Липке осталось не так много жить, это что, самоубийство?