— Нет, отец. Это искупление. Вряд ли ты поймешь…

— Пожалуй… Андре, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, кто автор этого плана. Ты не аналитик. Давид решил принести себя в жертву и упрямо движется к своей цели. Это его дело. Но — он слишком много знает. Ты понимаешь, что может произойти?

— Ты имеешь в виду — много знает о тебе? Он кивнул.

— И это может кого-то заинтересовать в России? Отец с усмешкой откинулся в кресле.

— Узнаю Давида Липке… — произнес он. — Хорошо. Рихо сказал, что досье у тебя. Но сам он их не видел. Где гарантия того, что ты не блефуешь?

— Вот. — И я сунул руку в нагрудный карман рубашки. Отец вскинул голову и взглядом остановил кого-то, кто стоял за моей спиной. «Голем». Эх, папа, папа… Я аккуратно положил на толстое стекло, из которого была сделана крышка стола, маленький черный цилиндрик.

— Стрекалов передал мне две микропленки. Одна надежно спрятана. Вторая — перед тобой. Я не знаю, чье это досье, твое или мое. Но это, по-моему, не имеет большого значения?

Отец согласно кивнул, не сводя глаз с черной «горошины», лежавшей перед ним.

— Если бы ты только знал, сколько мне пришлось… — Он замолчал, не договорив.

— Отец, — окликнул я. — Давид должен улететь.

— Хорошо. — Он устало откинулся в кресле. Его лицо осунулось, резче проступили морщины.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — закончил он. — Я отдам распоряжения Рихо.

Он словно ждал чего-то от меня, каких-то слов, но… Мне нечего было сказать. Поднявшись на ноги, я поклонился. Сейчас всем своим обликом отец напоминал мне маску «дейган», одну из масок театра Но. Уставший человек, много страдавший и не нашедший покоя. Он тоже встал и смотрел на меня долгим, испытующим взглядом.

— До свидания, папа, — сказал я негромко. Он усмехнулся уголком рта.

— До свидания… сын. Мне жаль, что все получается именно так.

Я до боли закусил нижнюю губу. Еще недавно, провожая меня в Амстердам, он сказал то же самое. И я слишком хорошо помнил, чем все это закончилось. Но… Отец уже развернулся и удалялся от меня легким, стремительным шагом. Он был в дверях, когда я окликнул его:

— Папа? Когда ты последний раз просто гулял по Парижу?

Он сбился с шага, и на мгновение мне показалось, что его плечи устало поникли, словно враз придавленные непосильной ношей. Не оборачиваясь и не ответив, отец скрылся за дверью.

И я так и не понял, выиграл я этот раунд или проиграл…

* * *