— Между Шперлингом и Смоленски существует старая вражда. Они — заклятые враги и уже не раз предпринимали попытки уничтожить друг друга. Смерть кардинала Шермана во время мессы в Сикстинской капелле, представленная как инфаркт, была на самом деле очередным «несчастным случаем на производстве». Церковное вино было отравлено.

— Кем?

Пальмеззано откашлялся.

— У меня в Ватикане еще остались свои люди. Но это предназначалось не Шерману, а Смоленски. Сейчас Смоленски занимается подготовкой крупной операции под названием «Urbi et orbi». За этим скрывается устранение папы. Насколько я слышал, все устроено настолько великолепно, что вряд ли может пойти наперекосяк.

— Вам известны подробности?

Пальмеззано покачал головой.

— Сообщников крайне мало. Только они знают точное время, а также детали проведения этой акции.

Бродка искоса поглядел на Зюдова. Судя по выражению его лица, он был озадачен не меньше Александра.

— Urbi et orbi, — пробормотал Бродка.

Зюдов кивнул.

— Вы знаете, что это означает. Папе осталось жить пятнадцать часов.

— Пятнадцать часов? — неуверенно переспросил Пальмеззано. — В таком случае вам известно больше моего.

— Может быть, — ответил Бродка. — По меньшей мере в том, что касается даты. Нам попало в руки тайное послание, в котором речь идет об операции «Urbi et orbi». До сих пор нам неясно было только значение этого понятия. Теперь мы знаем, что под ним подразумевается дата совершения преступления.

Пальмеззано в очередной раз огляделся по сторонам, затем тихо произнес:

— Честно говоря, я не могу себе представить, чтобы Шперлинг или Смоленски пошли на это, то есть заказали папу какому-нибудь киллеру. Это вызвало бы слишком большое волнение. Рано или поздно преступников бы схватили. Убить папу, на которого нацелены сотни камер?..

Бродка задумчиво произнес:

— Кто же говорит о том, что папу должны застрелить? Как известно, человеческая подлость выдумала различные виды смерти.

— Во время благословения urbi et orbi. — Зюдов поморщился.

— После того, что мне стало известно о Смоленски, — заявил Бродка, — я ничему не удивлюсь.

— Вы не так уж не правы. Смоленски — воплощение зла. А зло можно победить только злом. Я уже подкладывал под его машину бомбу. Но судьба странным образом щадит этого черта. — В словах Пальмеззано слышалась горечь.