— Хоть какая-то польза от него…

* * *

— Ты знаешь, что они собираются голосовать, чью картину вывешивать в своей ратуше? — спросил Рустичи, отрывая несколько ягод от виноградной грозди. — Что ты будешь делать? По-моему, лучше всего тебе сказать, что не потерпишь такого оскорбления, и отказаться. Твой картон даже не начат, а у мессере Микеланджело уже готов.

— Мне все равно, — Леонардо сосредоточенно пытался перенести едва заметную тень от листьев акации, трепетавшую на плече Франческо, на картон.

— Тебе будет больно, — предупредил скульптор.

— Нет, — улыбнулся Леонардо.

— Мне надоело сидеть, — Рустичи лениво потянулся и поднял с пола свой халат. — Я хочу пройтись. Сегодня на площади будет представление. Канатоходцы и гимнасты. У них обычно хорошо развиты мускулы ног. Ты сможешь сделать хорошие этюды.

Франческо встал, легкая шаль упала к его ногам.

Салаино приподнялся с дивана и внимательно посмотрел в окно.

— Ф-ф… — презрительно фыркнул он. — Я то думал…

— Андре! — укоризненно одернул его вошедший Бельтраффио.

— Он просто ревнует, — подал голос Джакопо, пробуя на листе получившие оттенки. — Все равно не выходит… В чем же секрет?

— Ревнует? Это что-то новое!

Из кухни появился Чезаре да Сесто с целой корзиной угля для очага. Вечера становились все длиннее и прохладнее.

— Раньше его интересовали только деньги, — Чезаре вывалил уголь в ящик и собрался за новой порцией.

— Дурак, — огрызнулся Салаино, встал с кушетки, поправил волосы и направился к двери.

Выйдя во двор, он подошел к Леонардо и преданно заглянул ему в глаза.

— Вы куда-то собираетесь, учитель? Возьмите меня. Я схожу с ума от скуки в этой Флоренции.