– Что ответил на это Ренсом?
– "Такое впечатление, – сказал он, – что они боятся прогадать. Ты же знаешь, что сексом занимаются без страховых полисов". Какую-то минуту он казался рассерженным, потом окинул мое тело взглядом. "Секс, – почти прошептал он, – это всегда спонтанность, это сама опасность". – Она снова помолчала. – Не успела я ответить, как он обнял меня.
Кэролайн Мастерс застыла в неудобной, неестественной позе.
– И что же вы? – спросила Терри.
Женщина смотрела на нее невидящим взглядом.
– Я не могла пошевелиться, меня тошнило. Было такое ощущение, что у меня притупились все чувства. Я знала, что должно произойти, но ничего не могла сделать, чтобы остановить это.
– С чего Ренсом начал свои домогательства? Сексуальные, я имею в виду.
Марси Линтон опустила взгляд.
– Он сунул руку мне под блузку, – тихо вымолвила она, – и стал трогать соски.
Веки ее сомкнулись, как бы ставя преграду между нею и теми, кто смотрит и слушает.
– Другой рукой взял меня за лицо и спросил: "Ты когда-нибудь видела Лауру Чейз?"
Зал вздохнул, как бы переводя дух после удушья, но Кэролайн Мастерс не шевельнулась, чтобы призвать к тишине. Она казалась потрясенной, даже Терри, знавшая ответ, была взволнована.
– Что сделали вы? – продолжала свои вопросы Терри.
– Меня трясло, как в лихорадке. – Впервые голос свидетельницы дрогнул. – Было, как я вам рассказывала, – огонь камина, затемненная комната, голова лося на стене. Когда он назвал имя Лауры Чейз, у меня появилось ощущение, что я – жертвенное существо древнего ритуала, а он – безумец.
В зале снова была тишина.
– Что вы делали?
– Я вырывалась.
– А потом?
– У него были такие злые глаза, – тихо сказала Марси. – И в то же время он улыбался, как будто я делала ему приятное. Потом он поднял руку, очень медленно, и ударил меня по лицу. – Ее уже трясло. – Моя голова дернулась. Я упала на диван. В глазах вспыхнуло желтое пламя. Во рту появилась кровь.
Терри медленно повернулась вначале к Шарп, потом к Кэролайн Мастерс. У Шарп был задумчивый, непроницаемый вид, во взгляде Мастерс смешались сострадание и серьезное размышление.