Как сытый не понимает голодного, так и мы, углубившись в небесные высоты, уже не ощущаем запаха земли, ее боли, страдания. На нас, доживших до длинных седин, умудренных и годами и опытом, не должно снисходить чувство отрешенности, непонимания земной неправедности.

Прошу вас, высокое собрание, оставить на совести высших сил все содеянное нами на тех далеких широтах. Мы старались не преступать законы стран, на территории которых находились. Мы только защищались.

Наши поступки сообразовывались с обстоятельствами и нашей совестью. В нас не было ни злобы, ни меркантильных интересов. Мы стремились помочь Русу в той степени, в какой это было возможно. Мы не выполнили своей задачи. Брат Рус утерян, и неизвестно, когда мы сможем увидеть его. Но жизнь не закончилась. Наша помощь ему понадобится и высокое собрание должно принять истину существующего. Иначе наше братство будет уже не братство, а просто клан, существующий для узкокорыстных целей. Этого я никогда не приму.

Ван сошел с ковра.

Поднялся стодвадцатилетний патриарх Чжоу. Оглядел всех долгим, но, наверное, уже не таким видящим взором, как раньше.

— Братья, мы не слышали слово нашего уважаемого брата Сен Ю. Он единственный, кто последний видел воспитанника, общался с ним и может нам что-то весомое сказать.

Сен Ю, с киечком, со степенным достоинством взошел на легкое возвышение. Его упорное лицо с каменным взглядом устало смотрело вдаль через головы присутствующих. Голос не громкий, но глуховатый и твердый.

— Братья, уважаемые патриархи, до чего мы опускаемся, начиная хулить действия в защиту бесправных. Это уже не "Белый лотос". Это "перерожденческий лотос". Это самая натуральная клановщина, вызванная борьбой за выживание в наше переменчивое беспокойное время "Великого кормчего". Много очень сильных слов можно сказать в защиту нашего одинокого русского брата, которого проницательность не подвела. Он догадывался, что начнется наше братское сидение с колючками по его душу. И есть достаточно оснований в поддержку группы во главе с Чемпионом, неутомимым Ваном, которому восемьдесят восемь, но он не впадает в маразм старческого цепененья. Он живет. Он всегда в пути. В движеньи. Оно дает не только свежую кровь, но и свежую мысль. Это две наши самые яркие фигуры настоящего времени. Это наша гордость. Наша жизнь, наполненная полнотой существования. И на этом эпосном фоне, когда мы вправе гордиться, что заветы древних времен нашего «Братства» подтверждены и находят жизнь в наших делах, начинается неуместная интрижка вожачков, которым начинает сниться предметная власть, трогательное богатство, получение всяческих титулков для собственного возвеличивания. «Братству» за две тысячи лет. Но нет примеров в его истории, чтобы за действия, вызванные обстоятельствами, действия, не имеющие наживы, чего-то личностного, кто-то обсуждался, осуждался, порицался. Время расцвета цивилизации очень плохо влияет на спящие умы. Видно, не так уж мудры годы, коль они ставят под сомнения самые светлые чаяния, самые чистые порывы души. «Братство» никогда не сгибалось ни при какой власти; почему сейчас мы глядим на Пекин, как собака на палку? Мы становимся бездуховными, не сострадающими. Это самая тяжелая потеря для нас, нашего братства, нашего единства. Сен Ю уходит в горы к вечному Гуру. Туда, где мысль не ограничивается рамками суждения и предвзятости. Я теперь не боец: но мысль, моя цель не утопает в привилегиях годов. "Син И" — боевая организация, но ее действия никогда не были запятнаны неправедными помыслами. Слабый в Шао никогда не проживал более года, поэтому там всегда оставались личности, не имевшие черных чувств в душе. Тяжело мне сознавать идеи данного собрания, но еще тяжелее мне оставаться в этом кругу.