Словом, дело из тех, что я люблю. Если я его выиграю, то моя репутация будет выше всяких похвал. Тогда я по-прежнему смогу появляться где угодно, и в тех злачных местах, куда заходят пропустить стаканчик мои бывшие компаньоны.
Только после обеда у меня появляется свободная минутка для того, чтобы позвонить Патриции. После первого же гудка она снимает трубку своего прямого телефона — такое ощущение, что все это время она ждала, когда я наконец позвоню.
— Уилл. — Она плакала. Сейчас уже плакать перестала, но я слышу звук пролитых слез.
— Что случилось?
Только бы не с Клаудией, больше я ни о чем не прошу. Знаю, она заверила Сьюзен, что дело в другом, но, возможно, это просто уловка, чтобы вызвать меня на разговор. Она знает, я уже не люблю говорить о ее личной жизни. Тема эта для меня осталась в прошлом, и я не хочу, чтобы оно снова затянуло меня с головой.
— Меня уволили.
— Что?
Она снова принимается плакать. Я слышу, как капают слезы и как она пытается скрыть их. Однако у нее ничего не получается.
— Меня уволили. Уволили с работы.
— Почему? — Я удивлен, если не сказать больше, я знаю, что Патриция отличный, добросовестный работник. К тому же сообразительный. Это я знаю о ней твердо. Кто станет увольнять сообразительную женщину через полгода после того, как ее приняли на работу и компания даже взяла на себя расходы по оплате ее переезда на новое место?
— Потому что… черт, прямо не знаю, что со мной! — Опять слезы. Она от души, нисколько не стесняясь, сморкается прямо в трубку.
Я уже знаю, что к чему. Знаю наверняка. Она искала любовь во всех тех местах, где ее не было и в помине.
— Я… О Боже! — Она снова всхлипывает. — Мне кажется, я такая непутевая. — Она и говорит, и плачет одновременно. — Извини, я веду себя так глупо. Я перезвоню тебе позже, когда я… когда я… — Она снова ударяется в слезы.
— Не глупи, — советую я и, пока это не взбрело ей в голову, быстро добавляю: — Не бросай трубку! Что бы ни случилось, я не собираюсь тебя судить, так что не волнуйся, о'кей?
— О'кей. — Она пару раз шмыгает носом. Потом р-раз — сморкается! Я отрываю трубку от уха, еще немного, и у меня лопнет барабанная перепонка. Эта женщина теряет всю скромность и воспитанность, как только дело доходит до того, чтобы выбить нос.
— Так… ты мне что-нибудь расскажешь? — Я и сам мог бы составить конспект, а она потом вписала бы в пробелы недостающие места и конкретных людей. Я же знаю ее как свои пять пальцев. Но я жду, когда ее потянет на откровенность, ведь она для того и позвонила, чтобы самой обо всем рассказать, а не для того, чтобы за нее это сделал я.