— Сам знаешь кого. Вас, здешних. Вы что, допустите это?
— Отсылаю тебя к Первой поправке к американской Конституции — созданной, как ты, наверное, знаешь, здешними — там говорится о свободе вероисповедания.
— Да, но, господи, ты слышал когда-нибудь, как эти люди молятся? У нас в квартале жили несколько арабов. Какой-то шут взбирался на крышу и выл как гиена. Мне что же, придется выслушивать здесь то же самое?
— Возможно. — Мы продолжали нашу прогулку по поместью, я свернул в сторону бельведера.
Видно было, что мое сообщение не обрадовало Фрэнка.
— Эта баба из бюро по недвижимости мне ни слова об этом не сказала, — проворчал он.
— Она и мне про тебя ничего не сказала.
Он задумался, очевидно прикидывая, как отнестись к моим словам: как к личному оскорблению или как к намеку на его мафиозность.
— Чертовы иранцы… — снова заворчал он.
Самое время было преподать ему урок гражданского права и напомнить основные принципы американской жизни. Но, подумав, я решил отказаться от нотаций, это все равно что учить свинью петь: вы даром тратите время, а свинью это раздражает. Поэтому я сказал:
— Ты можешь сам купить эту землю.
— Сколько за все? — спросил он.
— Здесь не так много земли, как в Стенхоп Холле или в «Альгамбре», но участок граничит с морем, поэтому цена будет приблизительно десять-двенадцать миллионов.
— Немалые деньги.
— Но цена все время растет. Если ты начнешь перекупать землю у иранцев, они повысят ее до пятнадцати миллионов.
— Я не занимаюсь такими вещами. Ты просто должен свести меня с нужными людьми, с владельцами.
— Ты предложишь им свой наилучший вариант и убедишь их, что это и их лучший вариант?
Он взглянул на меня и улыбнулся.
— Ты быстро учишься, советник.
— Что ты станешь делать с этим участком?