— Какой? — проявил я непонятливость.

— Других-то показывают. А мой чем хуже? Я ему вчера говорю: «Витюня, тебе б в кино сниматься!» Очень уж он у меня чудной.

— Чудит? — с надеждой уточнил я. Хорошо, когда в человеке есть какая-то изюминка.

— Чудит! — с готовностью подтвердила тетя Вера. — И еще как! То наденет шляпу с галстуком да черные очки — и идет по улице на потеху всем.

— А в чем потеха-то?

Тетя Вера посмотрела на меня так, словно я с детства был обделен умом, а она это обнаружила только сейчас.

— Ну как же! — сказала она с настойчивостью в голосе. — В очках и шляпе! Каково?

— Да, — заскучал я. — Действительно, смешно.

— А то еще вот как начнет что-нибудь рассказывать — ну народ смеется с него! Мы, говорит, не одну жизнь живем, а много. Я, к примеру, в прошлой своей жизни был царем. Этим… как его…

Она задумалась, вспоминая, но гак и не вспомнила и махнула рукой.

— А еще раньше, говорит, стрельцом служил у царя Петра и сестры его… этой…

— Софьи, — подсказал я.

— Да, Софьи. Все время забываю. Все смеются, а он такой печальный станет, тусклый весь какой-то. Я ему налью, он выпьет и говорит, что раньше-то вот жизнь была… ну, та, прежняя, где он был царем… хорошая, говорит, была жизнь, не то что сейчас. Вот это, говорит, Вера, вокруг нас не жизнь, а сплошное безобразие, и мне в той, прежней, жизни было намного лучше.

Я совсем затосковал, потому что уже набросал приблизительный портрет этого самого «Витюни». Для нашей завершающей программы он не подходил — совершенно. Я демонстративно взглянул на часы.

— Мне пора, извините.

— Уже уходите? — всполошилась хозяйка.

Я кивнул. У меня не было ни малейшего желания встречаться с ее супругом.

— Я вам позвоню, — пообещала тетя Вера.

— Буду ждать.

Она позвонит раз и другой, и всегда у меня будут находиться какие-то неотложные дела, мешающие нам встретиться. А потом оно само собой как-то все устроится.