— Остается узнать, к кому из наших многочисленных знакомых может относиться этот титул.

Оба друга погрузились в глубокую задумчивость, но все старания припомнить какую-нибудь подходящую титулованную особу были тщетны.

— Мне кажется, — сказал наконец Мюфлие, — что мы не знакомы ни с одним маркизом.

— Да, по крайней мере я не помню… Впрочем, я всегда держался в стороне от аристократии…

— Как и я… э! Боже мой!… Может быть, мы напрасно это думали? Знаешь что, Кониглю, я думаю, что мы хорошо поступили, изменив своим привычкам!

— Совершенно согласен!

— Правда, привилегированные классы можно во многом упрекнуть, если обратиться к истории…

— О, это любопытно, но уместно ли сейчас?

— Мы это сделаем потом, а пока, Кониглю, держи себя пристойно. Покажем себя с лучшей стороны. И если предместье Сен-Жермен ищет встречи с нами, пойдем ему навстречу!

— Я готов на уступки, — прямо заявил Кониглю.

— Я другого и не ждал от твоего практического ума! И когда придет маркиз, он встретит людей, готовых его понять!

— Пусть приходит! — сказал Кониглю, поднимая бокал.

Казалось, это милостивое разрешение возымело магическое действие, так как в эту самую минуту дверь отворилась и в комнату вошел человек, новый для двух негодяев, но уже знакомый читателю.

Маркиз Арчибальд Соммервиль, так как это был он, низко поклонился своим гостям.

Мы уже сказали, что лицо Соммервиля, не будучи красивым, имело правильные черты и, в особенности, поражало своей бледностью.

Мюфлие поспешно встал и ответил на поклон вошедшего глубоким поклоном. Что касается Кониглю, то он действовал не так удачно, так как, вставая, опрокинул на пол бокал с вином, что несколько смутило его. Но маркиз, казалось, не обратил внимания на это обстоятельство, что дало Кониглю повод высоко оценить его воспитанность.

— Господа, — сказал Арчибальд, — позвольте мне прежде всего спросить вас, довольны ли вы моими людьми и не имеете ли каких-нибудь жалоб на мое скромное гостеприимство?

— О! Маркиз! — отвечал Мюфлие. — Мы очарованы…

— В восторге! — подтвердил Кониглю. — Это было неподражаемо!

— Я счастлив, — продолжал Арчибальд, — и это придает мне смелость просить вас об одной услуге…