— Что ж… как насчет стаканчика вина?

— С удовольствием.

Грейс отвела гостя в кухню, где достала из шкафчика бутылку мерло. Не успела она вытащить пробку, как Кеннеди взял ее за руки.

— Что случилось? — спросил он, рассматривая порезы на ладонях и пальцах, оставшиеся после разгрома конторы преподобного.

Она пожала плечами:

— Ничего особенного, просто проявила излишнее усердие в саду.

Его пальцы медленно и нежно поглаживали ее запястья, и в какой-то момент Грейс поймала себя на том, что до боли хочет прикоснуться к нему. Желание уже вовсю бушевало в крови. Она представила, что сидит на нем, вглядывается в его лицо, ощущает его живое тепло внутри себя.

Только сейчас, в тридцать один год, она впервые жаждала физической близости и испытывала странное, непривычное, пьяняще-томительное волнение.

Их пальцы сплелись.

— Грейс…

Его глухой голос отозвался в ней дрожью невидимых струн.

— Что?

— Знаю, ты не хочешь говорить об этом, но… Она замерла, напряженно ожидая продолжения.

— Мне нужно знать, что произошло в ту ночь, когда исчез Ли Баркер. Прежде чем наши отношения пойдут дальше…

Грейс высвободила руки. Отвернулась.

— Хочешь знать, что произошло? Я уже говорила. И тебе, и другим. Ничего не произошло. Преподобный… просто пропал. Исчез.

Он посмотрел с нее с каким-то странным, несчастным выражением:

— Я бы очень хотел тебе поверить. Правда. Но ведь мы оба знаем, что это неправда. И Библия, которую я нашел у тебя, еще одно тому подтверждение.

Грейс молчала. Молчала, потому что не знала, как себя повести. Конечно, ей хотелось быть откровенной и искренней с ним, но открыться она не могла. Кто знает, что там, в будущем. Может быть, завтра или через год его отношение к ней изменится.

— У меня нет для тебя другой правды. Эта — единственная.