Единственным из ряда вон выходящим событием было то, что невеста краснела под венцом.

Когда священник позволил им поцеловаться, Ирина простодушно кинулась в объятия Уилсона.

— Я тебя люблю, Джек Уилсон! — шепнула она ему в ухо. — Я такая счастливая!

Он растерянно молчал. Впервые в жизни он кого-то сделал счастливым. И впервые в жизни его благодарили так горячо и искренне. Не имея опыта, он просто не знал, как реагировать.

Когда они вышли из Уайт-Чепел к лимузину, Ирина спросила:

— Теперь мы куда? Домой?

Уилсон кивнул.

— В самый-самый домой? — задала она удивительный вопрос.

Как ни странно, он понял и с ласковой улыбкой ответил:

— В самый-самый домой.

48

48

Фаллон, Невада

21 июня

В Фаллоне Берк застрял на неделю. В кафе, где он завтракал каждый день, официантка встречала его как давнего знакомого — улыбкой и вежливым «Как дела?».

Берк каждый вечер решал плюнуть на все и уехать обратно в Дублин. Но было обидно возвращаться с пустыми руками. Да и на границе из-за проклятой печати в американском паспорте ожидали неприятности. Если не удастся выехать по ирландскому паспорту, как бы не пришлось давать круг через Мексику или Канаду.

Он ждал звонка от госпожи Пулецкой — это была последняя ниточка, которая могла привести его к Уилсону. Если и здесь сорвется, он волен со спокойной совестью лететь домой. Конечно, Уилсон может в любой момент заглянуть в Фаллон — навестить Мэнди. Но в такое счастье не верилось. Это все равно что миллион в лотерею выиграть.

От скуки Берк смотался к озеру Пирамид, в резервацию, где было собрано много индейских петроглифов. Странно смотрелись древние рисунки на камнях на фоне пролетающих в небе истребителей с соседней военно-воздушной базы.

Время подпирало. Он помнил, что Мэнди говорила о дне летнего солнцестояния. Во вторник, двадцать первого, нервы Берка были на пределе.

В десять утра наконец раздался давно ожидаемый звонок. Украинка говорила на прекрасном английском языке, без акцента.