— Никто так не говорит.
— Говорят. Это натворили немцы, вот что все говорят. А ты знаешь, кто-то это делал. Кто-то вытворял все это. — Она подняла взгляд. — Кто-то создал оружие — а это, может, еще хуже. Немецкий народ. Даже мой брат. Он приезжал в отпуск, как раз перед тем… И знаешь, что он сказал? Что там, в России, ужас что творится, но об этом никто не должен знать. А я подумала, какими делами занимается Петер? Такой мальчик, как он. А теперь я даже рада, что не знаю. Мне не нужно думать об этом. Чтобы он там ни натворил.
— Ну, может, он этих дел и не совершал, — сказал тихо Джейк. Он сел рядом с ней. — Лина, ты это к чему?
Она стала тушить сигарету, возбужденно тыча окурком в пепельницу.
— Я точно так же не хочу знать, чем занимался Эмиль. Чтобы не думать о нем так. Я не хочу знать, что там в документах. Его формулы. Может, они делали что-то страшное, создавали оружие, но он был моим мужем. Знаешь, когда он приехал в Берлин, я думала, что спасаю его. Уезжай, сказала я ему, пока не поздно. Я сказала это ради него. А теперь ты…
— И что я теперь?
— Делаешь из него преступника. Из-за того, что он работал на войну. Но этим занимался и мой брат. Этим занимались все, даже твой полицейский. Кто знает, чем они занимались? От моего имени. Иногда я думаю, что больше не хочу быть немкой. Разве это не ужасно? Не желать быть тем, кто ты есть. Я не хочу знать, чем они занимались.
— Лина, — сказал он терпеливо, — документы здесь. Их уже
— Тогда зачем ты хочешь увидеть их?
— Потому что я считаю, что они могут рассказать нам о человеке, которого убили. Он торговал информацией — что там еще можно было продать? Теперь понятно? — спросил он спокойно, словно убеждая ребенка.
— Да.
— Тогда почему это тебя беспокоит?
Она опустила глаза:
— Не знаю.
— Дело в квартире. Мы переедем.
— Дело не в квартире, — вяло сказала она.
— Тогда в чем?
Она сложила руки на коленях.
— Он приезжал в Берлин за мной. — Она подняла глаза и неуверенно, опустошенно повторила: — Он приезжал за мной.