— Вчера ты спал, как и предыдущие шесть дней. А я валялся в кровати, жалел себя и устраивал разнос здешнему медперсоналу. В этой больнице не слыхали про политику позитивных действий, здесь не знают про программу ликвидации последствий расовой дискриминации: дежурят одни тощие белые медсестры с плоскими задами, которые даже не ущипнешь.

— Шесть дней?!

— Сегодня четверг. Ты здесь уже неделю.

Ван Герден изумился:

— Что случилось?

— Бестер Бритс жив, представляешь? Говорят, это чудо. Пуля не задела мозга и вышла через шею сзади, почти так же, как двадцать лет назад. Везунчик, да? Два раза подряд! И он, скорее всего, выздоровеет. Совсем как ты… Вам, белым, везет!

— А Хоуп?

За Крошку ответила мать:

— Она приходит сюда каждый день, по два, по три раза. Наверное, заглянет чуть попозже.

— Она не…

— Она испытала сильное потрясение. На одну ночь ее даже оставили здесь; врачи наблюдали за ее состоянием.

Ван Герден переваривал полученные сведения.

— А Верготтини?

— Арестован, — ответил Крошка. — И когда у Меченого Вентера срастутся кости и заживет башка, его тоже отправят за решетку.

Ван Герден посмотрел на Крошку: надбровные дуги еще распухшие, повязка на голове, грудь тоже забинтована.

— А ты как?

— Ухо почти оторвано, семь сломанных ребер, сотрясение мозга, — доложил Крошка.

Ван Герден молча смотрел на великана.

— Он здоровый, собака. Сильнее всех, с кем мне приходилось драться. Честно признаюсь, мне пришлось туго. Безжалостный зверь, в нем больше ненависти, чем во мне. Он рвался убивать. Я испугался, представляешь? Он захватил мою голову в клещи и молотил ею о стену, а когда я почувствовал его силу и увидел его бешеные глаза, я подумал: «Тут-то мне и конец». Он медлительный, у него слишком много мускулов, слишком много стероидов, а двигается он плохо… Но такой сильный! — Крошка выругался, потрогал повязку на голове и оглянулся с виноватым видом. — Извините, мэм.

— Вы говорите, говорите, — улыбнулась Джоан ван Герден. — А я подожду снаружи. — Она вышла и прикрыла за собой дверь.