Каждый из нас пытался найти камень или какой-нибудь другой твердый и увесистый предмет, чтобы с его помощью окончательно добить противника.

Через несколько минут, когда мы уже достаточно наглотались соленой воды и песка, а Теда Нэша стала обременять промокшая одежда, я начал одерживать верх. А все благодаря Йемену, где мне удалось обрести отличную физическую форму. Теперь я мог его утопить, если бы захотел. Он тоже это понял и неожиданно прекратил сопротивление. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга; при этом наши лица разделял всего какой-то фут. Потом Тед пробормотал:

— Ладно, оставим это на время…

Он выпустил из рук свой «глок», проплыл несколько ярдов до берега и выбрался на сушу, отряхиваясь и отплевывая морскую воду. В этот момент он напоминал мокрую собаку. Мокасины он потерял и с головы до ног был покрыт мокрым песком.

Я выбрался на берег и остановился в пяти футах от Нэша, глядя на него и тяжело дыша. Подбородок в том месте, где его коснулся кулак Нэша, щипало от морской воды, промежность от удара коленом сильно болела, а голова, которой я пытался его таранить, просто раскалывалась. Но в остальном я чувствовал себя великолепно.

Нэшу, чтобы прийти в себя, понадобилось несколько минут — согнувшись в три погибели, он извергал из себя морскую воду. Когда он наконец поднялся на ноги, я заметил, что из носа у него идет кровь.

— Задница, — сказал он, поздравив меня таким образом с победой.

— Не ругайся, Тед. Проигрывать тоже надо уметь. Разве этому не учат в колледжах Лиги плюща?

— Чтоб тебя черти взяли, — сказал Нэш, вытер рукавом окровавленный нос и повторил свое излюбленное ругательство: — Задница.

— Похоже, все-таки не учили, — сказал я, вынул из «глока» магазин, сунул его в карман и оттянул затвор. Оказалось, что патрон уже находился в стволе, но Нэш, когда мы сражались за обладание пушкой, этим не воспользовался и на курок не нажал. Я извлек патрон, а пистолет сунул за пояс шорт.

Тед заявил:

— Я мог бы разнести тебе череп по меньшей мере раз шесть.

— Полагаю, хватило бы и одного, — ответил я.

Удивительное дело: при этих словах Нэш рассмеялся; потом, правда, снова закашлялся, а откашлявшись и вытерев глаза, сказал:

— Верни мне пушку.

— Подойди и возьми сам.

Он подошел ко мне и протянул руку, которую я пожал, заметив:

— Неплохая была потасовка.

Он вырвал руку и толкнул меня в грудь.

Сила у него еще оставалась, как и боевой дух, и это вызывало уважение. Но меня его замашки, честно говоря, начали раздражать.