Приняв четыре капсулы, я допил кофе. Я помнил, что отныне американский гражданин. Когда стюардесса проходила мимо, я попросил у нее иммиграционную карточку. Келли все еще спала.

Заполняя карточку, я решил, что Сэндборны только что переехали и теперь живут по соседству с мистером и миссис Браун. Медвежья тропа была единственным адресом, о котором я мог бы рассказывать убедительно.

Если меня схватят в иммиграционной службе, то это не впервой. Как-то раз я прилетел с задания в аэропорт Гатвик.[72] Дал паспорт чиновнику иммиграционной службы, и, пока он изучал его, ко мне подошли с обеих сторон: «Мистер Стэмфорд? Особая служба. Пройдемте». Я не стал спорить; прикрытие у меня было хорошее, я находился уже в Соединенном Королевстве, и никаких проблем не должно было возникнуть.

Они сопроводили меня в другое помещение и подвергли досмотру с полным раздеванием, выпаливая вопрос за вопросом. Пришлось повторить свою избитую «легенду»: где я был, что делал и почему. Они проверили по телефону все данные, и Джеймс подтвердил мою историю. Все шло как по маслу.

Потом меня запихнули в КПЗ при аэропорте, куда вошли трое полицейских. Терять времени даром они не стали; кучей навалились на меня, как регбисты, двое держали за руки, а третий прикладывался, потом менялись местами. Мало мне не показалось. Никто ничего и не подумал объяснить.

На следующем допросе меня обвинили в том, что я педофил и поставляю детей в Таиланд; это было странно, учитывая, что я был на теневой операции в России. Сказать мне было нечего, отпираться не имело смысла, оставалось только ждать, пока система меня вышвырнет.

После четырех часов допроса я сидел в своей камере. Тут вошли люди из разведки — получить отчет о моих действиях. Чертова процедура. Они опрашивали всех специалистов по теневым операциям, возвращавшихся в Соединенное Королевство; вся беда была в том, что нам предъявлялись совершенно несуразные обвинения. Полиция же явно не собиралась доводить дело до таких щепетильностей, как судебное разбирательство, когда речь шла о совратителях малолетних, и каждому, кого брали, досталось не слабо. Одного типа, летевшего в Джерси, так жестоко избили, что он угодил в больницу.

Келли никак не могла до конца проснуться, и вид у нее был столь же помятый, как мое самочувствие. Она выглядела так, словно спала под забором. Зевнув, она попыталась потянуться. Потом открыла глаза и с изумлением огляделась; улыбнувшись, я предложил ей картонку апельсинового сока.

— Как сегодняшнее самочувствие, Луиза?

Еще секунду-другую вид у Келли был потерянный, но затем она быстро включилась в роль.