Вот так зеркальный синестет вышел сухим из воды после совершенного им убийства. Ловкий трюк, согласитесь, и я выполнил его со свойственным мне мастерством. Зеркала ведь чрезвычайно изменчивы. С помощью зеркал можно левитировать, можно заставить исчезнуть тот или иной предмет, можно проткнуть шпагами обнаженную даму. Да, у меня порой бывают головные боли. Но Голубоглазый помог мне и в этом отношении. Разве я не говорил, что предпочитаю описывать себя самого, даже когда пишу от третьего лица? Голубоглазый не способен проникать в чувства других людей, он вообще редко кому-то сопереживает. Его холодное, бесстрастное отношение к окружающему миру отлично оттеняет мою нежность.
Нежность? Вы, судя по всему, удивлены? Ну да. Я ведь очень чувствителен. Зеркальный синестет способен именно чувствовать все, чему становится свидетелем. В детстве мне потребовалось некоторое время, чтобы понять: другие устроены иначе. Пока на сцене не появился доктор Пикок, я считал, что совершенно нормален. Такие, как у меня, способности, по его словам, порой отмечаются в некоторых семьях и являются наследственными, хотя даже у однояйцовых близнецов зачастую проявляются по-разному.
Так или иначе, у моего брата Бена с самого начала не было ни малейшего желания делить со мной свет рампы и всеобщее внимание. Когда мы с ним впервые отправились в Особняк, он предупредил меня: если я хоть намекну доктору Пикоку на свою необычность, если только дам знать, что я вовсе не то «ванильное мороженое», каким кажусь, то последствия для меня будут самые неприятные. Сначала я пренебрег его предупреждением. И только из-за той гравюры с Гавайями, выполненной сепией, а также из-за того, как доктор Пикок со мной обращался, пробуждая в моей душе надежду, что и я мог бы стать по-своему выдающимся…
В общем, три недели я стоял на своем. Найджел откровенно насмехался — не верил, что Брендан Браун на что-то способен; Бенджамин настороженно и с раздражением наблюдал за мной, выжидая удобного момента подставить мне подножку. Он уже тогда был сущим дьяволом. То мимоходом обмолвится при матери, что я завидую ему, то шепнет, что я попросту притворяюсь, копируя его, родного брата, а собственного дара у меня нет и в помине.
Согласитесь, вряд ли у меня имелся шанс на успех. Толстый, неуклюжий, страдающий дислексией, да еще и заика — постоянный объект шуток и издевательств для одноклассников и кошмар для учителей. Даже глаза у меня не голубые, а туманного, серо-синего оттенка, тогда как глаза Бена так и сияли, точно летнее небо; уже одно это располагало к нему людей, да что там, многие его просто обожали. И верили ему. А почему бы, собственно, им не верить такому голубоглазому?