Ага, секунду назад пришло сообщение по электронной почте; я прочитала его с мобильного телефона.

«Напоминаю: каждый день поливай орхидею и ухаживай за ней.

А если бы ты в мое отсутствие стала ухаживать за всей моей коллекцией, я был бы тебе очень благодарен. Орхидеям комфортно в теплой влажной атмосфере, подальше от прямых солнечных лучей. Поливай умеренно. Не допускай, чтобы корни мокли. Спасибо. Пока.

Голубоглазый».

Не представляю, что он имеет в виду. Неужели подозревает, что я сбегу? Нет, скорее, он просто играет со мной, пытается заставить забыть об осторожности. Его орхидея стоит на заднем сиденье моего автомобиля, прочно закрепленная между двумя тяжелыми коробками. Почему-то мне не хочется оставлять ее здесь. Она выглядит такой безобидной со своим пучком крошечных цветочков.

И тут вдруг меня осеняет. Эта мысль появляется вместе с воспоминанием о запахе той орхидеи. И кажется такой ясной, такой прекрасной, точно свет маяка в тумане.

Должно же это когда-то кончиться, разве не понятно? Я слишком долго тащилась за ним следом, точно тот хромой мальчик из Гаммельна за Крысоловом. Это он сделал меня такой. Я плясала под его дудку. Моя кожа, точно карта, покрыта шрамами и отметинами того, что он сделал со мной. Но теперь я вижу его таким, какой он есть на самом деле: мальчишкой, который столько раз кричал «убийство», что наконец кто-то ему поверил…

Я изучила его повседневную жизнь, словно свою собственную. Из дома он выйдет без четверти пять, притворяясь, как обычно, что отправляется на работу. Не сомневаюсь, как раз тогда он и сделает свой первый ход. Вряд ли он будет в состоянии сопротивляться такому искушению, как «Розовая зебра» с ее теплыми манящими огнями, зная, что внутри нахожусь я, такая одинокая, уязвимая и беззащитная, точно мотылек, попавший внутрь светильника.

Он проедет на своем синем «пежо» по Милл-роуд и припаркуется на углу возле церкви Всех Святых, где снег всегда убран. На всякий случай проверит улицу — сейчас она совершенно пустынна — и пешком дойдет до «Зебры», стараясь держаться теневой стороны. Внутри кафе радио играет достаточно громко, что заглушит его шаги. Сегодня не классическая музыка, хотя я уже не боюсь ее — этот страх принадлежал Эмили; теперь надо мной не властна даже «Фантастическая симфония» Берлиоза.

Дверь на кухню заперта на щеколду. Ее довольно легко открыть — но сначала он обязательно поднимет глаза на неоновую вывеску, на эти мерцающие слова «Розовая зебра», от которых исходит едва ощутимый, призрачный запах газа…

Вот видите? Мне известны все его привычки. Теперь я использую его дар против него самого — тот самый дар, который он взял у своего брата. И когда реальный запах газа достигнет его ноздрей, он просто прогонит эту иллюзию прочь, как делал множество раз, и не станет обращать на нее внимание, по крайней мере, пока не войдет и дверь за ним тихонько не затворится.