Воспоминания уже не заливали, не заполняли ее, а били тяжелыми кулаками в лицо и в сердце. Кораль Арсе закусила губы и прошла по этому святилищу, посвященному божеству их совместной юности.

«Ровным счетом ничего не изменилось», — мысленно повторяла она как заклинание.

Те же пятна окаменевшей краски, та же сырость, какие-то ведра, старые стулья, покосившиеся мольберты, подрамники, керамическая плитка, расколотая через одну, и кровать. Да, та самая, широкая, но страшно жесткая, с торчащими тут и там пружинами. Она по-прежнему стояла в углу под окном, рядом с покосившейся, насквозь проржавевшей старой печкой.

Когда-то все это было их тайным миром. Устав беречь свою влюбленность от окружающих, они всегда могли удалиться сюда. Здесь никто не мог побеспокоить их, как-то ранить прекрасное светлое чувство. Этот скромный уголок, предоставленный ему и ей в безраздельное владение, казался им тогда роскошным дворцом, потому что в те годы они не просили у жизни многого, умели радоваться тем мелочам, которые дарила им судьба.

За считаные мгновения эта атмосфера прошлого перенесла их во времена юности, в те прекрасные дни, когда жизнь еще не требовала косметики и все вокруг было новым — даже то, что приходилось покупать подержанным или одалживать у знакомых. Этот маленький мир, крохотное пространство, предоставленное в их полное распоряжение, они постепенно наполняли книгами, картинами, пустыми винными бутылками, сигаретными пачками, коробками из-под пиццы, постельным бельем, пледами, чулками со стрелками. Ведь не зацепиться здесь за что-нибудь было просто невозможно.

На чердаке появилась старая пишущая машинка «Олимпиетте», оплавившиеся свечи, стоявшие на полу, щипцы для завивки волос, кассетная магнитола со сломанной антенной, щербатые чашки и диванные подушки. Все это обрамлялось ритуалами, наработанными ими обоими, такими, например, как чтение Марио Бенедетти,[21] строки которого запоминались, впивались в память, как танго. Здесь рождались стихи о любви и о будущей жизни, в которой им предстояло сделать сладкий выбор между погружением друг в друга и активной борьбой за творческие успехи. В итоге и он, и она отказались от обоих предложенных вариантов.

Раньше Хулио Омедасу было тяжело заходить в вагон этого поезда времени, сохранивший в себе огонь былой страсти, но сейчас ему здесь было хорошо, потому что она оказалась рядом. Тут было, как раньше, тепло и уютно, несмотря на запустение и беспорядок. Он сейчас жалел лишь о том, что выбросил картину, все эти годы висевшую на стене напротив входа. На ней был изображен молодой человек, дремлющий на скамейке в парке с романом Бальзака в руках, дочитать который ему так и не удалось.