Дядя прекрасно понимал, что у племянницы своя жизнь. Бесконечно направлять все ее поступки и принимать за нее решения он не сможет. Впрочем, Хулио чувствовал, что способен научить Лауру еще многому, если, конечно, она этого захочет.

«Господи, как же недавно я брал эту маленькую девочку с собой на прогулку и порой часами без перерыва был вынужден отвечать на ее бесконечные детские „почему?“. Она всегда была хорошим ребенком, в меру послушным, но не до скучной предсказуемости, вполне самостоятельным и очень любознательным».

Хулио прямо сейчас мог бы выстроить этапы эволюции Лауры как взрослеющей личности. К сожалению, сегодня она стояла на пороге нового этапа, того, на котором влияние как матери, так и дяди становилось все меньше и меньше. Пока что девочка еще говорила Хулио правду, практически не обманывала его, но при этом уже была готова пожалеть о своей искренности.

Примерно до пяти лет девочка старалась не врать взрослым, потому что ассоциировала ложь с наказанием. Годам к десяти она научилась не обманывать старших уже сознательно, из чувства благоразумия и уважения к ним. Теперь Лаура явно стояла перед выбором, решала, доверять ли и дальше свои сокровенные мысли и чувства людям, еще недавно самым близким. Ее явно так и подмывало скрыть от матери и дяди что-нибудь важное для нее, не сказать правды ради достижения каких-то своих целей. Похоже, она была уже готова если не соврать, то хотя бы умолчать о том, что следовало бы рассказать старшим.

Хулио понимал, что такое отношение к проблеме правды и лжи влечет за собой весьма опасное изменение в личности, в системе морально-нравственных критериев, применяемых в жизни. Так ложь во спасение, из чувства самосохранения, постепенно переходит в ту, которая используется ради достижения каких-то целей. Ложь очень быстро может стать сильнейшим, стратегически важным оружием, применяемым направо и налево.

Странное дело! Это явление, наблюдаемое практически повсеместно, в особенности у представителей младшего поколения, нигде и никем толком не изучалось, не рассматривалось ни в научных работах, ни в лекционных курсах. А ведь теоретическое осмысление этой проблемы очень пригодилось бы студентам, представителям этого самого юного поколения, которое зачастую уже жило по новым, неведомым ранее правилам.

Скачок в эволюции осмысления моральных норм уже произошел. Это было очевидно. Осталось лишь обсудить и решить, чем именно оказался этот качественный перелом — свидетельством прогресса общественного сознания или же его деградации. Интересно было бы поработать над этой проблемой с точки зрения психологии и сверить свои наблюдения и выводы с теми, что получают социологи.