— Но пришлось, — настаивает Эмма. — Потому что в противном случае вы бы вернулись к тому, с чего все началось, — к обману.

— Это было не так…

— Мисс Хопкинс, вы ведь не станете отрицать, что ваш отец — обманщик, когда согласно вашим же показаниям…

— Да! — перебиваю я ее. — Да, он обманщик. Он обманывал меня на протяжении двадцати восьми лет, вы это хотите услышать? Но если бы он не лгал, ему пришлось бы сказать правду, а кому же понравится правда? Мне бы точно не понравилась, уверяю вас. Мне было гораздо проще думать, что моя мать мертва, чем узнать, что она пьяница, не способная обо мне позаботиться. — Я поворачиваюсь к присяжным. — Равно как проще думать, что человек, нарушивший закон, заслуживает наказания…

— Ваша честь! — восклицает Эмма.

— …особенно если об этом твердит прокурор, говорят по телевизору, пишут в газетах… когда на самом деле в глубине души вы понимаете, что он поступил правильно!

— Ваша честь, попрошу вычеркнуть эти эмоциональные заявления из протокола! — требует Эмма.

— Вы сами ее вызвали, — пожимает плечами судья.

Эрик ловит мой взгляд и, переполненный гордостью, ободряюще мне подмигивает.

Мне удалось разозлить прокуроршу — и спина моя сама собой выпрямляется.

— Мисс Хопкинс, — говорит Эмма, ловко меняя тему, — вы ведь зарабатываете себе на жизнь тем, что ищете пропавших людей, я права?

— Да.

— Вы не могли бы рассказать об этом подробнее?

— Мы с Гретой — так зовут мою гончую — сотрудничаем с полицией, помогаем им искать пропавших без вести.

— И как вы ищете заблудившегося ребенка?

— Я даю Грете образец запаха — предмет, которого ребенок недавно касался. Обычно это наволочка, или пижама, или простыня — в общем, чем ближе к коже, тем лучше. Но если образца нет, сгодится и отпечаток ноги. Грета нюхает — и бежит искать, а я лишь следую за ней.

— Вы, наверное, встречали немало родителей пропавших детей.

— Немало, — подтверждаю я.

— И как они себя обычно ведут?