Светлый фон

Давид снова затянулся. Ощущение было по-прежнему омерзительным. А стоит ли Даниэла такой жертвы? Должен ли он и в самом деле глотать дым ради нее?

Он в последний раз попытался втянуть дым и тут заметил в начале пальмовой аллеи роскошный лимузин. Новехонький, черный, сверкающий хромированными деталями. Огромный и медлительный — как будто ему тяжело было нести всю свою роскошь сквозь плотный тропический воздух.

Давид затушил сигарету и убрал бычок за спину. Ребята, которые подвергают себя таким мучениям, не имеют ничего общего с его бедными легкими и с его сердечными делами… но все-таки…

Лимузин медленно ехал по аллее. По мере его приближения Давид различал тонированные стекла, металлические отблески на блестящей черной поверхности кузова… и чувствовал невольную дрожь во всем теле. В этой сверкающей черной громаде ощущалась какая-то угроза. Тип, который находился внутри, был гораздо богаче их — отчего-то Давид знал это наверняка.

Ну что ж, сейчас этот лимузин проедет мимо и можно будет вздохнуть с облегчением…

Однако автомобиль остановился. Рядом с ним.

Секунда. Другая. Давид почувствовал слабое жжение в ладони — значит, он затушил сигарету не до конца…

Тонированное стекло опустилось почти бесшумно.

Пассажир оказался, как сказала бы мама, «человеком в возрасте», иначе говоря — стариком.

Давид настороженно наблюдал за ним.

— Это из-за девчонки? — неожиданно спросил старик.

Его удлиненное лицо с тонкими чертами было абсолютно безмятежно. Голова была непокрыта, что слегка удивило Давида: отчего-то он воображал, что такой тип обязательно должен носить шляпу. Но нет, лицо старика обрамляли длинные седые волосы, завязанные в хвост на затылке.

— Я уверен, это из-за девчонки ты начал курить.

Давид покраснел так, что почти услышал, как потрескивают сыплющиеся с его волос электрические искры.

— Я…

— Ты напомнил мне меня, — перебил старик. — В том же возрасте… Все парни делают одни и те же глупости. И девчонки тоже… Например, курят, потому что считают: это сделает их круче и поможет кого-то закадрить. И те и другие так думают.

Давид не мог произнести ни слова. Он понимал, что старик говорит правду: в его словах была какая-то комическая и в то же время печальная логика. Но одновременно его одолевали опасения: а вдруг это извращенец, педофил, который собирается его увезти?.. Мама постоянно предупреждала его, чтобы он не разговаривал с незнакомыми людьми.

— Ты, наверно, думаешь, что я собираюсь предложить тебе конфетку? — спросил старик, словно прочитав его мысли, и рассмеялся искренним, заразительным смехом.