В попытках высвободиться он бешено размахивал рукой с зажатым в ней ножом. Пуговицы на рубашке поотлетали одна за одной. Он отскочил от дерева и дрожащей рукой выставил перед собой нож. Рубаха без пуговиц болталась на груди.

— Не делай этого со мной, Липски, — просипел Перотта. — Не надо.

Вот только он сильно сомневался, что имеет дело с Липски.

Фонарик. Его необходимо выключить. Выключить фонарик и под прикрытием темноты удирать отсюда. Он нажал кнопку и медленно пошел прочь. На него мгновенно навалился точно живой, удушающий мрак, который, казалось, хотел проглотить человека. Перотту обуял такой ужас, что он не выдержал и снова включил свет.

Вдруг у самой земли он заметил что-то белое. Едва соображая от страха, он посветил туда фонариком, уже представляя себе, что это Липски (или кто бы то ни было) пригнулся к земле и готовится на него напасть. Увидев, что это на самом деле, Перотта застыл на месте, не в силах пошевелиться.

Луч фонаря высветил валяющуюся на земле очень бледную ступню. Перотта отшатнулся, его едва не вырвало. Фонарик дрогнул и выхватил другой предмет, лежащий неподалеку на сосновых иголках. Это была рука. Еще дальше обнаружилась голова — вернее, две трети головы, расколотой под углом. Наполовину вывалившийся из глазницы глаз слепо взирал на окружающее.

Вторая часть головы находилась в нескольких футах, и второй глаз так же удивленно таращился на Перотту.

— Господи боже мой! Не надо! Не надо!

Вдруг за спиной раздался голос. Перотта промычал что-то невразумительное и повернулся на сто восемьдесят градусов. Сзади никого не было. Голос словно существовал сам по себе, без тела; он доносился сразу отовсюду и в то же время из ниоткуда, будто вещал сам дьявольский лес. Охваченный смертельным ужасом, Перотта как безумный крутился на месте, пытаясь увидеть источник голоса, но безуспешно.

— Ты знаешь, что они делают с ними, — произнес тихий хрипловатый голос. — Смотри хорошенько: вот так они поступают с ними. И сейчас так же я поступлю с тобой.

Лейтенант Винсент д’Агоста из полицейского департамента Нью-Йорка наблюдал, как медэксперт убирает в мокрый мешок для вещдоков последнюю часть тела жертвы номер два. Медикам пришлось изрядно потрудиться, чтобы определить, кому из двух убитых какая часть тела принадлежит. Под ветвями могучих тсуг, куда почти не проникали лучи жаркого летнего солнышка, царил зеленоватый полумрак. Во влажном воздухе витали запахи разложения и смерти. На пиршество слетелись несметные полчища мух; их монотонное жужжание смешивалось с шипением раций и негромкими разговорами стражей порядка и медиков, которые совершали последние необходимые процедуры перед тем, как покинуть вековечный лес, напоминающий своей величественностью собор.