Вдалеке снова прозвучал крик, но на этот раз на такой высокой ноте — почти вопль, — что Перотте на мгновение стало нехорошо.

— Господи, — пробормотал он, посветив фонариком между деревьев.

Две цепочки следов уводили в чащу леса. Перотта судорожно сглотнул и подумал: «Черт, надо бы поторопиться да поскорее покончить с этой жутью».

Он быстро пошел по хорошо видным следам. Вокруг высились огромные стволы деревьев, воздух был наполнен запахами сосновой смолы и сырой земли. Пару раз Перотте встретились на пути поросшие мхом и лишайником гигантские валуны в человеческий рост.

— Воффлер!

Перотта ускорил шаг. Он понял, как глупо с его стороны было отправить Воффлера в чащу. Тот ведь обычный городской парень и не знает первого правила поведения в лесу. Вполне вероятно, что он потерялся, обратился в панику и сейчас мечется в поисках спасения.

Следы теперь вели по краю болота. Поблизости в темноте заухал филин.

— Воффлер, ты возвращаешься или как?

Ответа не было.

Перотта посветил по сторонам фонариком, прихлопнул комара. Деревья окружали его со всех сторон, подобно огромным мрачным колоннам. Болото устилали толстые ковры сфагнума. Следы бежали вдоль болота, но затем вдруг резко сменили направление и превратились в цепочку неглубоких, заполненных водой ямок в ковре из мха в тех местах, где нога погружалась в зыбкую почву.

— Господи, — сказал Перотта и остановился.

Какого лешего Воффлера понесло в эту чертову трясину?

Он снова посветил вокруг фонариком и внезапно на самом краю болота заметил что-то белое, напоминавшее гриб. Подойдя ближе и присмотревшись, он понял, что это не гриб. Это раковина. Белая раковина устрицы. Он нагнулся поднять ее, но, едва дотронувшись, тут же с отвращением выронил на землю: предмет оказался мягким на ощупь и эластичным; он упал на мох и перевернулся.

Теперь Перотта видел, что с одной стороны предмет перепачкан кровью. Кровь была свежая, ярко-красная и блестела в свете фонарика. Дрожа от страха, Перотта подобрал с земли ветку и осторожно перевернул ужасную находку.

Это было ухо. Вырванное с корнем человеческое ухо. В мочке болталась знакомая золотая серьга с красным камушком.

Перотта невольно застонал и отпрянул. Все это напоминало дурной сон, ночной кошмар, когда вокруг происходит ужасное и непонятное, но ты словно парализован и не в силах пошевелиться, не можешь дать деру, как бы отчаянно ни пытался.

Затем оцепенение спало, и Перотта почувствовал, что может двигаться. С пронзительным криком он бросился наутек, не разбирая дороги, лавируя между деревьями, прорываясь через густой кустарник и высокие заросли папоротника.