— Я врач. Свидетельство о смерти подписано мной… Никем больше… — Дюфур клятвенно поднял руки.

— В том-то и дело, — Зоя Перселл порылась в документах и извлекла свидетельство о смерти. — Очень важный документ. Если кто-то пожелает вам зла, Дюфур, этот документ даст ключ. И этот ключ теперь у меня в руках. Поэтому вам следует подумать над моим предложением.

«И Фолсом теперь тоже у меня в руках», — подумала она. Она не забыла позор, который пережила в Вилкабамбе, и вся ее плоть взывала к мщению. Но вначале она разыграет другой свой козырь, чтобы сменить Фолсома на посту гендиректора. Если это не сработает, тогда ей останется только месть, а для мести эти документы были необходимы.

— Каким предложением? — спросил Дюфур. С каждой секундой он дышал все тяжелее. Его рассудок отказывался понимать то, что открыла ему Зоя Перселл. Однако слова были ясны и недвусмысленны. Минутой позже он побледнел как мел.

* * *

Джесмин дрожала всем телом, распахивая входную дверь главного корпуса. Словно в трансе, она стянула с ног туфли и в колготках прошмыгнула через вестибюль, погруженный в зеленоватые сумерки дежурного освещения.

Она долго искала, потом нырнула на аварийную лестницу и по каменным ступеням взбежала на третий этаж, снова вышла в коридор и повернула направо, чтобы добраться до двери отделения.

Тихо приоткрыв дверь, она заглянула в коридор внутри отделения. Комната медсестры, насколько она помнила, располагалась недалеко от входа.

Джесмин проскользнула в дверь отделения и притаилась за уборочным контейнером на колесах. Он был заполнен использованными полотенцами и постельным бельем. Она вздрогнула, когда входная дверь у нее за спиной с громким звуком защелкнулась.

Джесмин выждала несколько секунд и уже собиралась выпрямиться во весь рост, как тут из сестринской вышла медсестра и направилась в ее сторону, устремив взгляд на входную дверь. Потом она вдруг остановилась, отвернулась и скрылась за другой дверью.

Джесмин метнулась из-за контейнера. Держа в руках туфли, она пробежала мимо двери, за которой скрылась медсестра.

Перед палатой Маттиаса она прислушалась, помедлила и наконец открыла дверь. Над кроватью горел ночник, в слабом свете которого едва можно было различить очертания тщедушного тела. Она беззвучно подошла к кровати.

Маттиас ровно дышал и мирно спал на правом боку, выпростав из-под одеяла левую руку, которая время от времени вздрагивала.

«По ночам мне всегда снятся истории про Метру Нуи, — рассказывал он ей в предыдущий приезд. — Я каждый вечер слушаю эту пьесу, а когда засыпаю, мне снятся новые истории».