— Я их никогда не забуду, — прошептал Зильберг, мгновенно постарев на годы.
— Тогда — что у нас общего? Что у нас было общего на протяжении всех этих лет после возвращения с Нью-Нельсона, что они хотят узнать, а потом стереть в нас?
Глядя на Жаклин, Элиса внезапно ощутила дрожь.
— Он… — прошептала она. Ей было показалось, что они ее не поймут, но резко изменившееся выражение лица всех остальных побудило ее продолжить: — То, что нам снится… Я зову его Белоглазым Господином.
Он… —
То,
У Бланеса и Зильберга одновременно отвисла челюсть. Повернувшаяся к ней Жаклин кивнула:
— Да, — проговорила она. — У него именно такие глаза.
— Это ощущение зараженности. Зачумленности, — сказала Жаклин. — Ты тоже это чувствуешь, правда, Элиса?
Зачумленности, —
Она кивнула. «Зачумленность» — самое подходящее слово. Ощущение «испачканности», словно она вся вывалялась в тине огромного болота. Но это было больше, нежели просто физическое ощущение, это была идея. Жаклин очень точно выразила ее словами, и Элисе подумалось: насколько же этой женщине пришлось выстрадать все это — возможно, больше, чем ей самой.
идея.
— Я словно жду чего-то ужасного… Я — часть его и не могу убежать. Я одна. И оно притягивает меня. Надя тоже это чувствовала, теперь я вспоминаю…
жду
притягивает меня.
У Элисы перехватило дыхание. Меня притягивает, и я хочу повиноваться. Ей хотелось произнести эти слова, но они казались столь отталкивающими, что она не решалась облечь их в звуки. Некое присутствие. Присутствие чего-то, что хочет меня.
Меня притягивает, и я хочу повиноваться.
Некое присутствие. Присутствие чего-то, что хочет меня.
И Жаклин.