Светлый фон

Лука возненавидел себя за это. С его лица исчезла улыбка. Душа металась. Он стал еще одним угрюмым монахом, медленно бредущим по монастырю. Лука знал, что заслуживает наказания, самого строгого, если не в этом мире, то после смерти уж точно.

* * *

Аббат Болдуин заканчивал молитву в храме Иосифа, когда Лука подошел к сестринским спальням, надеясь хоть мельком увидеть Элизабет. Утренний воздух звенел от холода, ветер щипал кожу, но Луке даже нравилось подобное самоистязание. На дворе не было ни души. Хоть бы она заметила его из окна на покатой крыше!

Его терпение вознаградилось. Когда Лука подошел ближе, дверь распахнулась, и на пороге возникла Элизабет, закутанная в коричневый плащ. Дыхание Луки перехватило. Как она прекрасна! Он выдохнул воздух, поплывший легким облачком по ветру, и чуть замедлил шаг, чтобы заметить, как дрожат ее ресницы.

И тут случилось невероятное. Элизабет пошла прямо к нему. Лука замер в нерешительности. Девушка остановилась. Стоило протянуть руку, и он мог бы дотронуться до нее. Неужели это сон? Элизабет плакала, порывы ее прерывистого дыхания касались шеи Луки. Нет, все на самом деле. Он так испугался, что даже не посмотрел, не следит ли кто-нибудь за ними.

— Элизабет, что с тобой?

— Сестра Сабелина сказала, что я следующая, — задыхаясь от слез, прошептала девушка.

— Следующая?!

— Меня отведут в склеп! Лука, пожалуйста, спаси меня!

Он хотел крепко обнять ее, успокоить, но это было бы непростительным грехом.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Что может произойти в склепе?

— Ты не знаешь?!

— Нет, объясни мне!

— Не здесь. Не сейчас! — Рыдания душили Элизабет. — Давай встретимся вечером после службы?

— Где?

— Понятия не имею! — воскликнула Элизабет. — Решай скорее, а то меня хватится сестра Сабелина.

— Хорошо-хорошо. На конюшне. После вечерней службы. Приходи туда, если сможешь.

— Приду. Мне пора бежать. Да благословит тебя Господь, Лука!

* * *

Болдуин нервно мерил шагами комнату. Настоятель Феликс сидел на стуле, набитом конским волосом. Обычно ему здесь — в личной приемной аббата — очень нравилось. Приятное потрескивание дров в камине, кубок доброго вина, мягкий стул… Но не сегодня. Болдуин метался по комнате, будто муха в жару. Его волнение передавалось настоятелю. Во внешности аббата ничто не выдавало его священного сана — ни внешнее хладнокровие, ни мудрое спокойствие. Если бы не мантия, отороченная горностаем, его можно было бы принять за деревенского торговца или купца.