Марчелла Фазан

Всю дорогу в Южную Америку я вспоминала этот поцелуй.

Я чувствовала губы Санто на своих губах, и его прикосновение было для меня якорем, тянущим меня назад, через океан, который мы сейчас пересекали.

Я не думала о штормах, игривых дельфинах или пумах, которые будут поджидать меня в засаде на горных тропах. Не думала я и о том, что ждет меня за стенами монастыря Святой Каталины. Я думала о Санто. Глядя в мутное зеркало в своей каюте, я видела его лицо. Закрывая глаза и прижимая ладонь ко рту, я чувствовала прикосновение его губ к своим.

Путешествие выдалось бурным. Ураганы налетали один за другим. Теперь, когда меня поцеловал Санто, я боялась умереть раньше, чем сполна изведаю всю благодать, которую таил в себе его поцелуй. Это было единственное, чего я боялась, когда океан вздымал увенчанные шапками пены огромные зеленые валы и швырял ими в наше судно.

Я ни с кем не разговаривала. Мне не хотелось отвлекаться от наслаждения поцелуем. Но вдруг я с изумлением узнала среди прочих пассажиров своего старого знакомого Хэмиша Гилфитера, однако удивление мое было мимолетным, поскольку все мои мысли и чувства по-прежнему занимал поцелуй Санто.

Мое отчужденное молчание ничуть не обескуражило Хэмиша Гилфитера. Он поддерживал со мной оживленную беседу до тех пор, пока я не начала отвечать, сначала односложно, а потом все более пространно. Стоило ему заставить меня разговориться, как он уже не оставлял меня своим вниманием. Своей добротой и мягкостью он напоминал мне Пьеро, чью смерть мы по обоюдному молчаливому согласию избегали упоминать в первые дни. Физически между ними не было ничего общего. Пьеро отличался хрупкостью и деликатностью насекомого, тогда как Хэмиш Гилфитер походил на крепкого и выносливого боевого скакуна. Мистер Гилфитер с изрядной сноровкой управлялся с инвалидным креслом, в котором я предпочитала появляться на палубе, когда погода оставляла желать лучшего, и точно знал, когда следовало поддержать меня под руку, если я не успевала опереться на костыль.

Наш капитан сообщил мистеру Гилфитеру, у которого обнаружились деловые интересы в Монтевидео, что я направляюсь в монастырь в Перу, чтобы стать монахиней. Придя в ярость от услышанного, он почел своим долгом рассказать мне о девушках-инках, которых оставляли замерзать в горных святилищах или забивали насмерть ударами по голове, притом, что их специально отнимали у родных и откармливали мясом и маисом.

— Испанским девушкам, несмотря на всю чистоту их крови, уготована ничуть не лучшая судьба, — разглагольствовал он. — Разумеется, монахини в своих отгороженных от всего света монастырях живут дольше, но все равно — это не жизнь, — с жалостью заключил он. Затем широко распахнул свои глаза цвета дождя и осведомился: — Разве что вы вдруг ощутили в себе подобное призвание, мисс Марчелла? Но что-то я не припоминаю за вами подобных наклонностей.