Жозефа патрулировала площадь по краям, не спуская с меня глаз.
Мы пришли все вместе — Фернандо, Беатриса, Санто, Жозефа, Арсе и я, — чтобы устроить Джанни такой теплый прием, какого он еще никогда не удостаивался в своей жизни. Много объятий, много поцелуев, еще больше восторженных и бессвязных восклицаний.
Санто объяснял Джанни:
— Официально Марчелла сейчас мертва. В этом и заключается вся прелесть. Хотя, конечно, весь город знает правду.
К нам присоединилась Жозефа и заявила:
— Знают все, но в этом нет ничего страшного.
А потом она оглядела Джанни с ног до головы. И еще раз.
Бедный, милый, ошеломленный Джанни растерянно переводил взгляд с одного счастливого лица на другое, пока взор его не остановился на Жозефе. Он спросил:
— Но чем же вы живете?
— Любовью! — вскричали мы в один голос.
— И медицинской практикой, — серьезно сказал Санто.
— И рисованием, — с гордостью добавила я.
— И бобами! — воскликнула Жозефа.
— И башмаками, — присовокупил Фернандо.
Джанни сказал:
— У меня есть клочок бумаги, на который вы обязательно должны взглянуть. То есть должны были взглянуть еще много лет назад. — Он развернул пожелтевший лист плотной бумаги и простонал: — Это собственный почерк вашего батюшки, госпожа Марчелла. — И лицо его исказила горестная гримаса. — Какое облегчение! Наконец-то! — всхлипнул он и заплакал.
Я взяла лист в руки.
На нем было написано: