Прищурившись, Макфарлейн презрительно сверкнул на нее глазами.
Стремясь усмирить разбушевавшееся море, Кэдмон кашлянул, привлекая к себе внимание:
— Не буду рассуждать о психическом состоянии Иезекииля, но я знаю, что многие авторы Ветхого Завета выражались образно, не думая о том, что последующие поколения будут воспринимать их стихи буквально.
— Мне известно только то, — едко возразил Макфарлейн, — что божественное откровение, дарованное Иезекиилю, не просто осуществится. Битва Гога и Магога
— Но почему вы предлагаете мне встать в ваши ряды? Я уже много лет не заглядывал в англиканскую церковь.
— Мы найдем применение человеку с вашими способностями.
Услышав этот небрежный комплимент, Кэдмон задумался. У него возникло сильное подозрение, что Макфарлейну известно про его работу в МИ-5. Определенно, подобные способности такому человеку, как Макфарлейн, придутся по душе. Хотя у него в распоряжении и была личная маленькая армия, между простым солдатом и подготовленным сотрудником разведки огромная разница.
— Я бы с радостью присоединился к вашему делу, однако с одним непременным условием… вы должны освободить мисс…
— Кэдмон, не надо! — крикнула Эди, перекрывая его слова.
— …Миллер. Надеюсь, вы понимаете, что это не обсуждается, — добавил он, намереваясь проверить Стэнфорда Макфарлейна. А также проверить Эди. С этой целью Кэдмон строго посмотрел на нее, молчаливо приказывая смириться и терпеть.
— Эта женщина слишком много знает, — раздраженно ответил Макфарлейн. — Ей нельзя доверять.
— Я ей полностью доверяю. Разве этого не достаточно?
— Она — сосуд порока, недостойный вашего внимания. Мое предложение к ней не относится. — Не скрывая своего презрения, Макфарлейн сверкнул глазами на Эди. Воплощение ненависти.
На протяжении всей истории такие мужчины, как Стэнфорд Макфарлейн, горячо осуждали слабый пол, обвиняя женщин во всех бедах. Кэдмону почему-то всегда казалось, что эта ненависть порождена глубоко укоренившимся страхом перед присущей женщинам мудростью.
С тяжелым сердцем он предложил Эди молчаливое извинение, сознавая, что чудовища по самой своей природе лишены сострадания. Затем повернулся к полковнику:
— Ваше предложение вызывает у меня в памяти средневекового инквизитора, который пытается обратить в истинную веру несчастного еретика. Независимо от того, раскаивался ли еретик, дело, как правило, кончалось плохо. Для еретика, разумеется.